— Что делать, батюшка? — спрашивает она. — Болен он у меня…
— А ты молись, и довольно дела, — отвечает старец. — Человеку болезни полезны… Болезнь и есть Божье посещение. Скорбями истребляются грехи наши. Нет скорбей — нет и спасения. Жди скорбей, как любезных гостей. Ненаказанные, вы не сыновья… Если со Христом, то и со скорбями…
Потом вдруг спрашивает:
— Есть ли у тебя, матушка, платочек?
Женщина порылась в сумочке, достала платок. Старец спустился с крыльца, взял платок и разложил его на коленях мальчика, после чего стал доставать из кармана сухарики и класть на платок.
— Была у меня гостья — Царица Небесная, вот после Нее и осталось. Дома этих сухариков дай мальчику покушать.
Рядом какой-то парень молодой — очки, бородка, волосы в косичку заплетены. Старец посмотрел на него и говорит:
— Знаю, сирота, знаю… Один ты, без матери, без отца… А ты не беспокойся… Есть у тебя Отец… Небесный… Ты смирись — и все дела. Вино пить бросишь… Сердца смиренных — дом Господа… Господь смиренных и посещает Своей милостью.
— Где же его взять — смирение? — вздыхает бородатый.
— А ты смотри только на свои грехи… Вот оно и придет к тебе, смирение… И не пей вина больше, не пей…
Сказал это Антоний и идет дальше, народ перед ним расступается. Подходит он к старушке. Та согнулась вся, на костыль опирается. Увидела, что старец возле нее, — полотенце ему вышитое протягивает. Антоний полотенце взял, утерся им три раза и говорит:
— Ну, ты еще бегать будешь…
И идет дальше. А старушка постояла-постояла — и вдруг костыль отбросила и пошла следом за старцем, да так бойко, что не угнаться. Кто-то закричал:
— Чудо! Чудо!
А старец только рукой отмахивается. Тут он как раз перед Егором оказался. И прямо к нему обращается:
— Какое там чудо! Не это главное. Терпение — вот что нужно. Терпение выше чудес… Бог чудес и не требует, только смирения и терпения…
— Слабый я, — говорит Егор. — Вот дьявола не смог одолеть…
— А ты терпи, — отвечает старец. — Терпеливый лучше сильного. Силой-то никогда ничего путного не делалось. А дьявола только смирением и можно одолеть… Силой его не взять…
Утром чуть свет Егор в монастыре. Вот стоит он в соборе, певчие красиво так поют, тонко: «Изведи из темницы душу мою…» Народу в храме — не протолкнуться. Кругом на полу корзинки и узелки с яблоками: Преображение Господне — яблочный Спас. И пахнет в соборе по-домашнему — свежими яблоками. Будто это и не церковь вовсе. После молитвы священник окропляет яблоки, и все едят их тут же, в храме. Даже певчие на клиросе жуют. Егор смотрит — к дьякону женщина какая-то подходит в платке. Лицо вроде знакомое. Дьякон дает ей большое красное яблоко.
— Павлина! — узнал ее Егор.
Вышли они вместе на улицу. Павлина рассказала, что она теперь всегда здесь живет, вблизи святых угодников.
— Комнату рядом снимаю… Хозяйка добрая такая…
Привела она Егора к себе. Хозяйка как увидела, что батюшка пришел, засуетилась сразу, на стол собрала. Сидят они, чай пьют, яблоки освященные едят.
— Я знаю, — говорит Егор. — Это ты исцелилась по молитве святых угодников…
— Нет, — качает головой Павлина. — Вами, батюшка, исцелилась. Вашей слабостью… Я как увидела вас, жалко мне вас стало… Святой, истинно святой… Я так думаю, что любила я вас… Точно — любила.
Так они и сидели за столом до самого вечера.
— Я тогда думала, позвали бы меня к себе… Все бы бросила и пришла.
А Егор опять свое:
— Мне одному надо… У меня сердце усталое…
Хозяйка дома и впрямь оказалась доброй. Не пустила она никуда Егора на ночь, постелила ему на диване, тут же, в комнате Павлины. Павлина разделась, легла. Лежит, дыхание Егора слушает — тяжелое, хриплое. Потом голоса ей почудились. Кто-то говорит негромко: «Пора уже, пора… На свою небесную родину…» Она думала, что это ей снится, но никак не могла разобрать, о чем же ее сон. Утром поднимается, а Егора на диване нет. Хозяйка в дверь заглядывает, тоже удивляется:
— Рано же ушел батюшка…
А Павлина знала, что он не просто ушел. Она так и сказала хозяйке:
— Нет, бабушка… Здесь, на земле, мы его больше не увидим…
И они пошли на веранду завтракать.
