Болотный попик - [3]
— Раньше-то я хорошо жил, — рассказывал Мефодий Свиридович. — Боевой ветеран, инвалид… Пенсию аккуратно носили, вовремя. А теперь все по-новому. Кругом все дельцы, коммерсанты… Только и дела, что торгуют… Я до вас, батюшка, на паперти здесь сидел, милостыню просил Христа ради…
Каждый почти день Егор ходил по домам, навещал тех, какие сами ходить не могут. Носил им молоко, хлеб, помогал по хозяйству. Чаще всех бывал он у бабы Прасковьи. Ее в поселке так и звали — Параскева-болящая, с постели она не вставала. Принесет ей Егор молока, а она всегда одно и то же:
— Заждалась я, отец Георгий… Не хочет, видно, Господь прибрать меня… Не милостив ко мне…
— Не говорите так, матушка, — увещевает ее Егор. — Это вас дьявол смущает…
— Не верю я ни в какого дьявола. Нет его… Верить в дьявола — это грех.
— А дьяволу только это и нужно, — говорит Егор. — Чтобы в него не верили. Нет его — и говорить не о чем… Нет уж, матушка… Если вы верите в Бога живого, надо верить и в другую личную силу — темную, противную Богу.
— А я вот не верю… В Воскресение верю, а в дьявола — нет. Ты скажи, отец Георгий, будет Воскресение или нет?
— А Воскресение уже совершается, — отвечает Егор. — Мы воскресаем, когда познаём Бога истинного. Как познаем, всякий раз и воскресаем.
Егор часто прибирался у Прасковьи в комнате — подмести там, мусор выкинуть. Вот идет он по двору с помойным ведром, на лавочке сосед сидит, Гвоздарёв, жестянщик.
— Нет, батюшка, — говорит он. — Не Георгий ты! Тот с копьем и на коне. А ты — с ведром помойным…
Этот Гвоздарёв проходу не давал Егору. Как увидит, что Егор к Прасковье пришел, тут же за ним. Встанет в дверях и начинает с порога:
— Меня вот что интересует. В Библии, к примеру, сказано: сотворил Бог небо и землю. Ну, хорошо, это я допускаю… Только вот что интересно — из чего же, спрашивается, Господь творил? Из какого то есть материала? Вот я, скажем, воронку какую делаю или бидон. Так мне же ведь материал нужен, жесть. А там как? Материя, что ли, какая особая? Она что же — до Бога, значит, еще была? Или вовсе творил он из ничего — из пустоты? Как это понимать?
— Я не могу вам ответить, — говорил Егор. — Это все богословские споры. Я в них не силен…
Помолчит он, вспомнит семинарию и добавит:
— Я ведь болотный попик… Лапу лягушке перевязать — это по мне. А высоко я не забираюсь…
Только Гвоздарёв не унимается:
— Или вот еще… Там же в Библии: и сказал Бог — сотворим человека… А кому он это сказал? К кому обращался? Ведь нет же никого… Одни скоты, гады и звери… Вот вопрос… И где он сам находился, когда ничего не было?
— Я же говорю вам — я не богослов. Я — болотный попик.
Другая старушка, к которой ходил Егор, Карповна, та в другом конце поселка.
Домик ее — совсем развалюха, возле оврага, на склоне, тропинка к нему узенькая между двумя глухими заборами, вся травой и лопухами заросла. Спускаешься — только и думаешь, как бы не свалиться. Вот приходит к Карповне Егор, она спрашивает:
— Какой сегодня день, батюшка?
— Среда, матушка, среда.
— Надо же, — скажет Карповна. — А я думала, пятница.
Иной раз придет к ней Егор, а у нее гости — Шубёнкова и Переслегина, вместе когда-то на ферме работали. Сядут возле кровати и давай поселковые новости обсуждать.
— Иду я сегодня утром, — говорит Шубёнкова, — а Павлина уже спешит… Опять, значит, пошла…
— Мажет кума телегу, хочет успеть до снегу, — вторит ей Переслегина.
— Что это за Павлина? — интересуется Егор.
— Возле магазина живет, — отвечает Карповна. — Пропащая совсем… Загул ьная…
— И не загульная она вовсе, — защищает ее Шубёнкова. — Болезнь у нее такая… А женщина она хорошая…
Тут Переслегина поднимается с табуретки и начинает кружиться на одном месте.
— Хорошая, хорошая… Ах, какая хорошая… Испила кума бражки, да хватилась рубашки…
— А все через козу, — вставляет Карповна.
— И муж у нее хороший, — продолжает Шубёнкова. — Федотий Кузьмич, плотник. Совсем в рот не берет, ни капли…
— Зато Павлина за него старается, — опять веселится Переслегина. — Вот уж точно: женился рак на лягушке…
Егор снова спрашивает:
— Какая же это Павлина?
— Да хорошая она, хорошая, — говорит Шубёнкова. — Все у них хорошо. В доме всегда порядок, чистота. Как придешь, стол накроют. И никакого вина… Слабость у нее вот только, вроде болезни… Вдруг ни с того ни с сего уходит из дома и идет в пивную забегаловку, что на шоссе. А ведь дома никогда не пьет. И не скажешь, чтоб напивалась в пивнушке. Никто не видел, чтоб она валялась где или еще какое безобразие. Но вот посидеть в пивнушке — это ей обязательно.
— А все через козу, — опять вставляет Карповна.
— Какая еще коза? — спрашивает Егор.
— Коза у нее есть, Сильва, — поясняет Шубёнкова. — Так она эту Сильву больше мужа любит. Все дни в сарае с ней пропадает. Возится, как с дитем, играет…
— Детей у них нет, вот она с козой и играет, — вторит Переслегина. — Баба дурует, а деду грехи.
Тут Карповна говорит:
— Дьявол в этой козе… Это точно… Вот он и посылает Павлине искушение… А выгнать бы его… Павлина и поправится…
Егор только вздыхает:
— На все воля Божия.
— Только тебе, батюшка, отец Георгий, не выгнать его… Слаб ты для этого… Тут человек сильный нужен…
«— Вы теперь не лопатники, а бойцы Красной Армии, — сказал полковник. — Красноармейцы. Будете на этом рубеже оборону держать. — А оружие? — спросил кто-то. — Как же без оружия? Никиша все переживал за брата, а Серафим его успокаивал: — Да жив твой Дося. Не суждено ему раньше срока пропасть…».
«По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними. Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит — Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные — Вера, Тася, сам Викентий, все улыбаются. Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал. — Плохо все это кончится, я вам говорю…».
«— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин. А жена хохочет, остановиться не может: — На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…».
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...