15 октября, еще только сойдя с поезда “Москва—Рига” и подхватив на язык первое порхнувшее перед глазами — “CELS” <“Путь”> :)LV, — он, впрочем, подумал, что все может кончиться именно так. Не обязательно может, — может. Быстрое рижское небо располагало к крайним допущениям. Латышская виза, роскошествуя, предоставляла ему на раздумья невообразимую неделю. Он поменял двадцать долларов, купил билет на электричку до Меллужи (сунул кассирше аж целых пять латов, одной крахмальной бумажкой, и чуть ли не все их получил обратно — рассыпчатой, не русски гремящей сдачей), вернулся на перрон и, щурясь, шарил взглядом по верхам… Как, в сущности, я еще легкомыслен, думал он. Обратиться за одну ночь иностранцем. Запросто, без дискуссионных попоек, без сборов & без сердца. А ведь иногда человеку для этого не хватает жизни… Хотя — при чем тут сердце? Иностранец — это, скорее, сродни (или сходни?) дефлорации. А вот жизни — времени, то есть — не хватает эмигранту. Эмигрант — фигура патетическая. Эмигрант — иностранец со сведенными коленями. Девственный иностранец. [Недефлорированный иностранец…] А — я?
В электричке он торопливо и рассеянно затих у окна и лишь однажды был потревожен контролершей, датировавшей обратную сторону его билета :(15.10.98. Таким же нумератором, подумал он вдруг, пользовались и пограничники. Что это — напоминание?.. Вагон качало, как лодку. Периодически под полом что-то начинало свирепо тарахтеть и раскручиваться. Против него сидела молодая красивая женщина. Делая вид, что заинтересован чем-то у нее за спиной, исподтишка, мгновенными бросками орбит он трижды подкарауливал ее, но и одного взгляда было достаточно :) да, отталкивающе, незамысловато красива & строгих правил, разумеется, латышка, со сдвинутыми анемичным сердечком губками, со сжатыми, ажурными, в белую лайкру, коленками, блондинка, дуреха, краснеет… В тамбуре курили, из тамбура слышались смех и мат — по-русски. Вагон раскачивало, как на волнах. Что это, думал Н., — напоминание? Что?..
Впервые в Юрмале он оказался осенью 90-го. Тогда для этого еще не требовалась посольская виза. Двуязычие, впрочем, уже потихоньку выцветавшее на дорожных указателях и лицах, молча выдавливавшее в дренаж & на заборы кириллические стигматы оккупации, расходилось чуть слышными потоками косноязычия, осторожно-восторженными шепотками ожидания… Но тогда, конечно, он совсем не различал этого белого шума, слух его тогда еще был слишком сосредоточен на нем самом. Он был глух и счастлив, как впервые заснувший после утробы новорожденный :) T .
(Потом, на суде :(†, он скажет:
— Но тут… простите… это чужая территория… Самые значительные события моего детства — это те, которых я не помню… например, я совершенно не помню, отчего стал отдавать предпочтение брюнеткам…)