Золотые миры - [23]

Шрифт
Интервал

Смущают странною мечтой?..
И дни гнилые и пустые
Проходят верной чередой?

26/ XII, 1922. Сфаят

«"Всё пройдёт", — твердит мне разум…»

«Всё пройдёт», — твердит мне разум,
«Всё пройдёт», — твердит душа.
И бесхитростным рассказом
Жизнь увянет, не спеша.
Будет много слов, желаний,
Впечатлений пёстрый ряд.
Всё пройдёт, как ожиданье,
Как бесчувственный обряд.
Скучно жить. С тоскою песен
Мне не слиться, не понять…
Мир и зол, и глух, и тесен,
И себя в нём — не узнать.

27/ XII, 1922. Сфаят

«Мне снился шум тоскующего моря…»

Мне снился шум тоскующего моря,
Вдали чернела сонная земля.
Спустилась ночь в каком-то странном горе
И спрятала громаду корабля.
Сгущалась мгла, сливались очертанья,
Всё меркло в чарах мысли и тоски,
И вдалеке, как нежное прощанье,
Светились тускло маяки.
Меня смущали чувства неземные…
Стонали волны, колыхалась мгла…
И в эту ночь тоскующей стихии
Свою я душу отдала.
Мне снился вопль тоскующего моря,
Меня увлёк таинственный простор,
И надо мной в каком-то странном горе
Сплетался злой, бесчувственный укор.

27/ XII, 1922. Сфаят

«В тишине осенней ночи…»

В тишине осенней ночи
Много слов погребено…
Бледный свет сверкает в очи
Сквозь прикрытое окно.
Пробираюсь по дороге,
Вся облитая луной…
Зябнут руки, зябнут ноги,
Но не хочется домой.
Вдалеке, сквозь мрак бездонный
Ярко светятся огни…
Пробегают монотонно
Угасающие дни…
Пролетали, догорали,
След потерян и забыт…
И тоску моей печали
Ночь беззвучная хранит.

27/ XII, 1922. Сфаят

Святая ночь («Вернулась от всенощной. Будто спокойно…»)

Вернулась от всенощной. Будто спокойно
Стало на сердце в святую ночь.
Чувство неясное билось нестройно,
И, как виденье, умчалось прочь.
Словно чего-то кругом не хватало,
Было чего-то жаль…
Туча ненастная небо сковала
И омрачила даль.
Не было мира и не было счастья,
Только мечта одна…
Билась в слезах дождевого ненастья,
Билась в обломках она.
Вливалась в большие, холодные очи
Серого неба сталь.
Было темно, как в осенние ночи,
Было чего-то жаль.

24/ XII, 1922 — 6/ I, 1923. Сфаят

«Вокруг меня тоска и униженье…»

Покоя нет. Степная кобылица
Несётся вскачь…

А.Блок

Вокруг меня тоска и униженье,
Где человек с проклятьем на лице,
Забыв давно земное назначенье,
Мечтает о конце.
Но где-то есть она, страна родная,
Она не умерла…
Напрасно сквозь снега, в тоске рыдая,
Гудят колокола.
Пройдут тревоги долгого страданья,
Пройдут они,
Из темноты тоски и ожиданья
Другие вспыхнут дни.
Пусть не для нас грядущие сплетенья
Её игры…
Мы для неё слагаем песнопенья
Для той поры.
Она взрастёт, величием играя,
Пора тревог прошла.
И в новой радости поют колокола:
Она жива, родная.

13/ I, 1923. Сфаят

«Я узнаю тебя, мой милый, неизвестный…»

Я узнаю тебя, мой милый, неизвестный,
Мой близкий друг.
Я узнаю тебя, как миг прелестный,
Души моей испуг.
Где ты? Кто ты? В тревоге неизбежной
Откликнись, поспеши…
Мне ль не понять твоей печали нежной,
Твоей тоскующей, мятущейся души?
Зову тебя, ищу тебя повсюду,
Но нет, но нет, —
Ищу тебя, готова верить чуду,
Лишь укажи мне след…
Ищу тебя, люблю тебя, неясный
Изгиб мечты моей.
Где ты, где ты, мой друг, как сон прекрасный,
Явись, явись скорей!..

12/ I, 1923. Сфаят

Новый Год («Мы встретили его с молитвой и крестом…»)

Мы встретили его с молитвой и крестом.
Молчала темнота в пустом бараке,
Лишь несколько свечей пред алтарём
Горели пламенно и ярко.
И дождь стучал по крыше и стенам,
И плакал ветер, ночь стонала…
И Новый Год принёс тревогу нам
И ярких дней начало.
Принёс немало пёстрых он минут,
Быть может, вспышки счастья.
Они пройдут, они пройдут,
И впереди у нас бесцветное ненастье.
Мы встретили его с молитвой и крестом.
Ненастный дождь стучал по черепице,
Всё было сыро и темно кругом
И ветра стон мешал молиться.

1/ 14/ I, 1923. Сфаят

«День пролетает в печали осенней…»

День пролетает в печали осенней,
Небо закрыто обломками туч.
Скучно смотреть, как по крыше соседней
Прыгает редкий сверкающий луч.
Скучно смотреть из окна на дорогу…
Лужи да грязь, да прозрачный туман.
Будто бы сдержит на сердце тревогу
Этот сознательный, долгий обман!
Будто изменятся годы гнилые,
Будто бы снова согреет весна!..
С неба срываются капли немые,
Мерно спускаясь по стёклам окна.

16/ I, 1923. Сфаят

Ночь («Плачет ветер. Стучит черепица…»)

Плачет ветер. Стучит черепица…
А на сердце тоскливо, невмочь!
Будто разум чего-то боится
В эту шумную страшную ночь.
Страх взлетает всё выше и выше,
Думы стали пестры и смешны,
И стучит черепица по крыше,
Заглушая и мысли и сны.
И кругом что-то долго шумело,
На стене чуть белело окно…
Все мечтанья истлели давно,
Всё, что тешило, всё надоело.

17/ I, 1923. Сфаят

Утро («В тёмное окошко белый свет струится…»)

В тёмное окошко белый свет струится,
Тускло очертились выступы стены,
Стало как-то холодно, трудно шевелиться.
Странно оборвались утренние сны.
За стеной, в тумане мглистого рассвета
Робко, неуверенно заиграл горнист,
Звуки обрывались, утопая где-то,
Будто обрывал их ветра шумный свист.
И горнист промокший, посинев от стужи,
Тихо и уныло поплелся назад…
Поднимался ветер, на дороге — лужи,
Он шагал быстрее, кутаясь в бушлат
А в холодном небе луч пронзил туманы,
Проскользнув лениво по сырой стене…
И в бараках люди видели обманы,
Кутаясь от холода в красивом сне.

21/ I, 1923. Сфаят

Вечер («По склонившимся фигурам…»)


Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).