Золотые миры - [22]

Шрифт
Интервал

Когда насмешкой кажется былое.
Бесплодное, погубленное семя.
В бесцельности утрачены года,
В них сон, бессмысленность, безумие, мечта…
На совести лежат они, как бремя…
Лишь узел дружбы связан навсегда —
Его не разовьёт безжалостное время.

24/ X, 1922. Сфаят

Тоска («В чёрном небе тучи вьются…»)

В чёрном небе тучи вьются,
Жутко, холодно, темно,
Дождевые капли бьются
О холодное окно.
Ветер стонет за стеною,
Разгоняя мутный сон.
Всё смешалось с серой мглою,
Всё слилось в единый стон.
По углам скребутся мыши,
Кто-то плачет за стеной.
Барабанит дождь по крыше
С утомительной тоской.
Монотонно, однозвучно
Капли брызжут на окно,
На душе, как в жизни, скучно,
Пусто, сыро и темно.

4/ XI, 1922. Сфаят

«Когда рыдает ветер за стеной…»

Когда рыдает ветер за стеной
И тихий стон звучит, не умолкая,
То мысли, сон тяжёлый разгоняя,
Смущают сердце странною мечтой.
Окутаны бесцветной темнотой,
Теснятся стены, давит ночь немая,
В душе слова поют, не умолкая,
Слова… слова… волненье и покой.
И верю я: тревога юных лет
Пройдёт, как сон, как взлёт воображенья,
Я вспомню молодость с улыбкою смущенья,
У жизни я потребую ответ:
Достойны ль те года тоски и сожаленья?
И жизнь ответит: «Нет!..»

29/ XI, 1922. Сфаят

«Отчего так больно жгут воспоминанья?..»

Отчего так больно жгут воспоминанья?
Отчего ж к ним рвётся сердце молодое?
Отчего сквозь дымку тихого страданья
В них таится что-то вечно-дорогое?
Оттого ль, что в жизни встретились обманы?
Оттого ль, что в сердце боль не утихает,
И вдали клубятся серые туманы,
И в тоске бесслёзной юность расцветает?
Оттого ль, что сердце, сломанное шквалом,
Навсегда забыло первые моленья,
Изменило детству, изменило в малом,
И не ждёт прощенья, и не ждёт забвенья…

29/ XI, 1922. Сфаят

Ночью («Холодно. Ветер поёт…»)

Холодно. Ветер поёт.
Сердце устало и ждёт.
Кончился медленный день.
Блещет луна в стороне,
И за окном, по стене
Бродит беззвучная тень.
Будто холодная сталь,
Врезалась в душу печаль.
Кончилась в жизни мечта.
Спуталось всё — не поймёшь,
Где начинается ложь,
Где роковая черта.
Что-то больное вокруг.
Как в заколдованный круг,
Мысль погружается в сон…
Где-то бушует метель,
Хмурится тёмная ель,
Льётся бубенчиков стон…
Город шумит и блестит,
Снег под ногами хрустит,
Смех бубенцов и саней…
Ветер безумный ревёт
И по стенам хоровод
Бродит беззвучных теней.

9/ XII, 1922. Сфаят

«Ночь молчит беззвучная. Сердце дума жжёт…»

Ночь молчит беззвучная. Сердце дума жжёт,
Сонная, бездонная, как пучина вод.
Слышен моря шумного страстный, гулкий стон,
Точно ночь беззвучную укоряет он.
На приволье вольное льются волны в даль,
Страстная, неясная в них дрожит печаль.
Шёпот, ропот слышится… Дремлют берега…
Скучная, беззвучная, вечная тоска…

10/ XII, 1922. Сфаят

«Спорили двое. Напрасно…»

Спорили двое. Напрасно
Долго звучали слова.
Страшно, зловеще-неясно —
Их понимала молва.
Спорили вечно — два брата,
Речи их полны тоской,
В них вековая утрата,
В них безнадёжный покой.
К страшной, единственной цели
Шли они разной тропой,
Что-то понять не сумели…
И запылали враждой.
Много обидного, злого
Брату придумывал брат,
В каждое мёртвое слово
Влит был мучительный яд.
Спорили двое, а время
Жуткой стрелою летит…
Страшное брошено семя.
Страшная жатва грозит.

12 декабря. Утром. 1922, Сфаят

«Холодной ночью, в бездонной мгле…»

Холодной ночью, в бездонной мгле
Я тихо плачу, мечту зову я,
И шумный ветер, прильнув к земле,
О чём-то страшном поёт, тоскуя.
В углу тихонько скребётся мышь.
Сфаят безмолвный уснул тревожно…
Средь стен дощатых и красных крыш
Всё так возможно, всё так ничтожно.
Обычны лица, их серый цвет,
Обычны фразы, мертвы желанья…
И страшной ночи зловещий бред
Звучит ответом на ожиданья.
Слова пустые смущают ум.
Чуть слышен шёпот маслин и сосен.
И стонет в поле полночный шум, —
Так стонет совесть. Так стонет осень.
Чуть слышен шёпот из-за стены,
Воспоминанья о дне вчерашнем…
И снова вьются иные сны,
И плачет ветер о чём-то страшном.

12 декабря, 1922. Ночью. Сфаят

«Я иду с закрытыми глазами…»

Я иду с закрытыми глазами.
Вкруг меня тоскующая мгла,
И впервые свет за облаками
Я душой смущённой поняла.
Я иду с испуганной душою.
В ней звенит мертвящая тоска,
Но больной, таинственной мечтою
Новый мир манит издалека.
Новый мир, неясный и широкий,
Как простор морей…
Предо мной — высокие пороги
И ключи таинственных дверей.

13/ XII, 1922. Сфаят

«Душа моя растёт…»

Душа моя растёт,
Как стон морей, как ширь степей…
Растёт, цветёт, поёт и ждёт,
И ждёт грядущих дней.
Коварно луч огня проник
В тюрьму души, где спит любовь,
И вырвался на волю крик,
Неистовый, как кровь.

13/ XII, 1922. Сфаят

«Собрались, как безмолвные тени…»

Собрались, как безмолвные тени,
Подписали последний приказ,
Заглянули в разбитые звенья,
Оглянулись в последний раз.
И в шумящее море, без цели,
В даль ушли, где им слышалось: нет…
А за ними звенели метели,
Заметая кровавый след.

21/ XII, 1922. Сфаят

«На сердце пусто, в мыслях скучно…»

На сердце пусто, в мыслях скучно,
Ничто души не веселит,
И жизнь мертво и однозвучно,
Как верный маятник, стучит.
Покой смущён тоской ненужной,
В огне пылает голова,
И вереницею послушной
Бегут бессильные слова.
Они поют, они ласкают,
Красивой выдумкой влекут,
Надолго совесть усыпляют…
О чём они? О чём поют?
Зачем они часы ночные

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).