Золотое колесо - [55]

— Значит, ты здесь работаешь… А я вот пришел…

Пауза.

— Я знаю, что вас интересует американский бультерьер.

Снова пауза. Могель упускал ситуацию из рук.

— Не столько меня, сколько одного моего друга, — сказал он неопределенно.

Она продолжала с ним говорить на «вы». И потому его «ты» звучало несколько бесцеремонно. Но менять ситуацию было еще сложнее. Он решил и дальше говорить смело и развязно.

Кончилось тем, что он назначил ей свидание. Конечно, это не было еще свидание в полном смысле. Но когда он: мол, можно будет приходить? — она: приходи, мол, поможем найти нужную литературу. Нужная литература! О, слезами залитый порог! Все шло как надо.

Потом он привыкнет, потом он пригласит ее — с подругами сначала, а потом, глядишь, и без них — попить кофе, например, как тут в Сухуме заведено. Все шло как надо. Будет приходить. Заодно почитает книг. Почему бы не поступить в университет, на заочное или даже на вечернее! Мысль об университете одобрят и брат, и невестка, и Мазакуаль. Он будет приходить сюда! Он зачастил в библиотеку. Вскоре он, делая глаза, гадал девушкам на кофейной гуще. Иногда он бывал чуть ли не единственным посетителем в зале.

«Вот бы мне жениться на ней, — думал Могель. — Тем более тут нечего сомневаться: я в нее уже влюблен». Он был влюблен еще с той самой бессонной ночи в абхазской деревне, но тут, в суете города, это было как бы забыто на время. А сейчас он думал: прописку мне сделали, работу ищут, в университет готовлюсь… А вот такая красавица, еще и абхазка!.. Я и так грузин, потому что мингрел, а если еще стану абхазским зятем, тогда, джима урели[38], не то что на «москвиче», на «шестерке» почему не приеду в Великий Дуб?!

Все умеет она, все умеет; ты ее полюбишь, моя мать!

Слабость обидчицы была известна: ее необычайная, совершенно глупая нервность и вспыльчивость. Набросившись на жертву, она брала ее мертвой хваткой — восемнадцать атмосфер, как подтвердил бы Хозяин, изучивший материал. Он, Хозяин, молодец! Он сегодня же будет вознагражден. Он там, в библиотеке, кое-кого увидит, кого искала его душа… Словом, бросается падла на жертву и при этом от гнева и ненависти ослепляется настолько, что уже ничего не видит и не чувствует. На этой нервности и вспыльчивости она и погорит, прошмандовка! Теперь она, паникурва, никуда не денется! Зауважает она собак, которые слабее ее, но, по крайней мере, на собак похожи! Узнает она, как кусаться походя. Пусть еще спасибо скажет, что рана несколько помогла Мазакуаль при знакомстве с Художником. Иначе она бы не просто попортила лапищу ей, а оторвала бы совсем, на кар! План мести, который и сама-то Мазакуаль обдумала еще не до конца, в нашем изложении будет выглядеть еще более сомнительным. Она решила при ловле бультерьера использовать как наживку птицу, и именно петуха, потому что петухи необычайно храбры и не менее бультерьера заносчивы.

Причем храбрость их растет прямо пропорционально успехам в курятнике. Она натравит петуха на бультерьера, как орла на зайца. Бультерьерша заведется с пол-оборота, вырвется из рук хозяина вместе с поводком и, набросившись на птицу, схватит ее всей своей восемнадцати-атмосферной хваткой, ослепнув от ярости и потому уже ничего не видя и не чувствуя.

И тогда Мазакуаль спокойно успеет, пока не вмешается хозяин, загрызть ей лапу. Не оторвать совсем, а попортить, чтобы пани-курва потеряла товарный вид, чтобы хозяин не мог уже балдеть, ее выгуливая. Чтобы этот хозяин разлюбил свою сучку, чтобы прогнал ее, а то и усыпил. Нет, не надо, чтобы усыпил, пусть прошмандовка живет! Но пусть узнает и прелести бродячей жизни, как узнала прелести жизни на квартире хозяина! А тут — не деревня, тут собак держат и кормят как раз из-за внешности, а! Чем такая месть не великолепна, а? Глупого петуха в Мингрелии еще поискать надо было, а тут, в тех же пригородах Сухума, у тех же самых мингрелов, что ни петух — обязательно тебе самодоволен, а главное, уверен в себе и бесстрашен, как иной студент библиотечного факультета, который один на сорок девчат.

Как говорится в народе: генералы из генералов генерала выбирали. Выбран был самый отважный и гордый петух. Она привела его и спрятала под дальним пустынным вагончиком. Совершенно пустых вагончиков на турбазе в разгар сезона вообще не было; имеется в виду вагончик, обитатели которого уходили рано утром на пляж и возвращались поздно вечером, хмельные, чтобы тут же завалиться спать, так что не только птицу, но и буйвола бы не заметили, заберись он к ним под половицы. Теперь предстояло познакомить петуха с собакой, чтобы он успел привыкнуть к отвратительному зрелищу бультерьера.

Мазакуаль не считала эту идею совершенной. Но обрабатывала ее с разных сторон.

А вечером, прежде чем проверить место под вагончиком Художника, Мазакуаль заглянула в саму мастерскую. Художник здорово поработал. Его скульптура преобразилась. Это отметили директор, который как раз зашел, чтобы в очередной раз взглянуть, как продвигается его заказ. На деньги, вырученные от реализации кур, доставляемых ему собакой, Художник приобрел в салоне худфонда инструменты, о которых давно мечтал. Неподатливое дерево покорилось тонким и удобным резцам. Теперь на лицах старцев вместо грубой хищности прочитывалась благородная задумчивость. Отвага на этих лицах, уступая морщинам лет, скромно устраивалась за мудростью. Намного воздушнее стала и фигура классика. Если вначале это была заурядная фигура интеллигента в костюме, то сейчас в одеянии классика мастер ушел от излишнего бытописания — контуры обрели зыбкие и плавные формы. Художнику удалось придать одеянию вид драпировки. И вот уже изгиб руки, как бы продолжая волну этой драпировки, смело завершался кистью руки с изящно выделанными пальцами. Стульчик же, на котором покоилась кисть на начальном этапе, был заменен вовсе. На его фактуре мастер замыслил вырезать фигуру собаки и уже сработал первые, пока грубые контуры, так что Мазакуаль предстояло еще ему позировать.