Золотая рыбка - [74]
Он так его заслужил!..
— Ты — мое сокровище, Эдвард, — решившись, признаюсь я.
— А ты — мое, Изабелла, — в такт отзывается без двух недель мой муж.
…Только на следующий день я узнаю, что на вечер планировалось заключение брачного контракта и четкого раздела по имуществу и содержания. Но Эдвард, почему-то, отказался от своей затеи.
Ночью, в постели, когда уже стало все равно, где эти люди, деньги, договоры и прочее, я все-таки спросила у него, что послужило причиной отказа. В конце концов, это было его перестраховкой, и я не собиралась лишать Эдварда земли под ногами.
— Не будет никаких контрактов, Белла, потому, что это святотатство — заключать его с человеком, которого любишь ты и который любит тебя. — Ответил он мне, ни секунды не сомневаясь в сказанном. — Ты отдала за меня последнее вчера, а я посмел думать о том, чтобы ограничить тебя. Не лучшее ли это доказательство, что нам не понадобится бродить по судам?
Утром следующего дня, в многострадальную субботу после многострадальной пятницы, я просыпаюсь от терпкого аромата свежезаваренного кофе, включающего в себя отблеск молочной пенки, карамельного сиропа и тростникового сахара.
Еще здесь пахнет выпечкой — хрустящей, слоенной, с обещанием густого джема начинки внутри. Я почти чувствую застывшие, как янтарь, капельки на концах изделий. И пудру, конечно же. Неизменно белая, неизменно обильная, сладковато-пуховая на вкус.
Но все эти запахи, ароматы и прочее, от чего текут слюнки (про тошноту нет и речи), все же отходит на задний план, едва Эдвард понимает, что я больше не сплю.
На меня веет его теплым мятным дыханием и гелем для душа с ментолом — свежесть, к которой хочется быть ближе.
Впрочем, мужчина и сам достаточно близко ко мне. Он наклоняется, целуя мой лоб, а затем игриво переходит на скулы, не упустив возможности чмокнуть в нос.
— Доброе утро, моя маленькая рыбка, — с улыбкой произносит он.
Еще не открыв глаз, я изворачиваюсь, приподнявшись на локтях. Несильно, легко касаюсь его губ, но уже чувствую электрический заряд, бегущий по венам.
— Доброе утро, Эдвард.
Судя по шевелению, он ложится возле меня, устроившись так, чтобы держаться на весу, но находится в непосредственной близости к телу. Мне кажется, настроение у него получше сегодня.
Я моргаю, кое-как разлепив глаза. Упрямые, уставшие за все эти злоключения, они отказываются подчиняться.
— Спящая красавица, — Эдвард ласково трется носом и мой нос, одной из рук поглаживая мои скулы, — не бойся, Белла, у тебя есть повод проснуться.
Сегодняшний день будет достоин твоего внимания.
— Все дни достойны моего внимания, если в них есть ты, — качнув головой, я все-таки справляюсь со своими глазами, посмотрев на мужа. — Не сомневайся.
Эдвард усмехается.
Он выглядит куда лучше, чем вчера, что сперва я хочу списать на мутный взгляд. Но я продолжаю моргать, фокусируя зрение, а образ не меняется. Да, Эдвард еще не до конца отпустил ночную бледность, да, маленькая венка проглядывает у его виска, да, его губы не идеально розовые. Но это все. Не выцветших глаз, не страдания на в чертах, ни морщинок, не искаженной линии рта… ему хорошо. И совсем, совсем пропало ощущение похмелья. Даже голос прежний.
— Как твоя рука? — шепотом спрашиваю, коснувшись взглядом забинтованной ладони. Вчера ночью он не мог спать из-за боли дважды. Это нельзя оставлять просто так.
— В полном порядке, — успокаивает меня мужчина, — твоя мазь помогла, как и таблетки. Спасибо, Белла.
— Ты говоришь правду?
— Мне незачем больше тебе лгать. Это… недостойно, — он делает глубокий вдох.
Не время сейчас для плохих мыслей. Нельзя. Это наше утро. И если ему не больно, если он в порядке, я не посмею ничего рушить.
— Сколько сейчас времени? — потянувшись, стараюсь обнаружить часы где-нибудь на прикроватных тумбочках, оглядываясь туда и назад. Меняю тему.
— Десять утра, — Эдвард, возвращая настроение в прежнее русло (не без усилий) игриво укладывает меня, привставшую, обратно на свое место. Нависает сверху, многообещающе посмотрев прямо в глаза, — у нас еще много времени.
— Много для чего?
Мужчина глядит на меня, как на ребенка. В темных оливах на капельку, но пробивается грусть.
— Я перестал доставлять тебе удовольствие, Белла? — задает свой вопрос он, став мгновенно собранным и серьезным. — Ты поэтому больше меня не хочешь?
Мои глаза распахиваются. Сонное сознание мгновенно меняет наряд ночи на наряд дня — трезвые, добротные мысли. Никаких смытых контуров.
— Почему ты так решил?.. — все, на что меня хватает.
За эту неделю мы занимались сексом трижды. Стабильно вечером и стабильно, когда Эдвард уставал, но это не было плохо. Более того, ни его нежность, ни его забота не пропали, только, казалось, углубились. И теперь я знала, что это по причине веры, будто уйду к Алессу. Он словно пытался запомнить меня, насытиться…
Два раза из трех я получила удовольствие. И получила третий, когда увидела, как хорошо мужу. Любовь ведь тем и загадочна, что прежде всего думаешь не о себе, а о партнере. В том числе, в постели.
Но я не разу… я же никогда не дала ему повод подумать, будто не хочу. Да и не было такого, чтобы я не хотела.
Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?
Отец рассказывает любимой дочери сказку, разрисовывая поленья в камине легкими движениями рубинового перстня. На мост над автотрассой уверенно взбирается молодая темноволосая женщина, твердо решившая свести счеты с жизнью. Отчаявшийся вампир с сапфировыми глазами пытается ухватить свой последний шанс выжить и спешит на зов Богини. У них у всех одна судьба. Жизнь каждого из них стоит три капли крови.
Для каждого из них молчание — это приговор. Нож, пущенный в спину верной супругой, заставил Эдварда окружить своего самого дорогого человека маниакальной заботой. Невзначай брошенное обещание никогда не возвращаться домой, привело Беллу в логово маньяка. Любовь Джерома к матери обернулась трагедией… Смогут ли эти трое помочь друг другу справиться с прошлым?.. Обложки и трейлеры здесь — http://vk.com/topic-42838406_30924555.
Встретившись однажды посредине моста,Над отражением звезд в прозрачной луже,Они расстаться не посмеют никогда:Устало сердце прятаться от зимней стужи,Устала память закрывать на все глаза.
Маленькие истории Уникального и Медвежонка, чьи судьбы так неразрывно связаны с Грецией, в свое первое американское Рождество. Дома.Приквел «РУССКОЙ».
«Если риск мне всласть, дашь ли мне упасть?» У Беллы порок сердца, несовместимый с деторождением… но сделает ли она аборт, зная, на какой шаг ради нее пошел муж?
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.