Золотая рыбка - [70]

— И все равно. Я итак высплюсь. Пожалуйста.

К моим отрывистым, ясным фразам муж относится позитивно. По крайней мере, какая-то часть затравленности с его лица пропадает. Вместе с тем самым пресловутым румянцем.

— Ладно…

Я заново забинтовываю его ладонь, на этот раз тщательно проверив чтобы повязка не только не жала, но и не сползала. Приток воздуха сведет на нет все старания справиться с болью.

— Твои таблетки разрешено мешать с ибупрофеном?

Эдвард здоровой рукой устало ерошит свои волосы, клюя носом к гранитной поверхности стойки.

— С чем угодно, кроме алкоголя, Белла.

Ну конечно.

Мне остается только кивнуть.

Я наливаю Эдварду воды в свою кружку, оказавшуюся ближе всего, и выдавливаю на ладонь таблетку, способную помощь ему заснуть. Превратив это почти в рефлекс, он тут же выпивает данное мной, не задумавшись и на секунду.

Так больно?..

— Пойдем в постель, — я призывно глажу его по плечу, разворачиваясь к спальне, — оно подействует очень быстро. Руке уже легче?

Уголок его рта дергается вверх.

— Прохладно.

— Так и надо, — я даже не думаю о том, чтобы убрать со стола и вернуть лекарства на исходное место. Для этого будет полно времени утром. — А вот ты, похоже, горишь.

Его лицо пусть и бледное, но подкрашено красным. Это не совсем здоровый румянец, тем более на лбу также выступают небольшие пятна.

— Обещаю не перегорать, — попытавшись рассмешить меня, усмехается муж. С натянутой, хмурой улыбкой.

То же он обещал на выходных в парке. И едва-едва сдержал слово.

— Не сомневаюсь, — вторю ему, перехватив здоровую ладонь и увлекая за собой на лестницу, — прежде всего тебе нужно выспаться, а потом поговорим. Все будет в порядке.

Эдвард не спорит. Он сегодня вообще не настроен спорить, он устал, ему больно и кровать, похоже, предел мечтаний. Правда, с обязательным условием — я.

— Если повернешься спиной, запах не будет таким сильным, — оправдывается он, почему-то подумав, что собираюсь спать на противоположной от него стороне постели. Кровать большая и, при таком условии, мы бы даже не чувствовали друг друга.

Он даже порывается ополоснуться в душе, но вовремя оценивает свои шансы. Ноль.

— К черту запах, — честно, но мягко к его беспокойству отвечаю я. Поворачиваюсь к нему лицом, пристроившись у груди, и обнимаю обеими руками. Приникнув к теплой шее, чувствую себя счастливой, защищенной и полной. Какой уж тут аромат перегара…

Эдвард посмеивается моему заверению, уложив одну руку за мою спину, а вторую — на пояс. Придерживает рядом, накрыв одеялом до самых плеч.

— Спасибо за преданность, рыбка.

Я закатываю глаза.

— И тебе тоже. Спокойной ночи.

— Скорее утра…

— Тем более, — я легонько целую кусочек обнаженной кожи у его ключицы, — утра вечера мудренее…

Он замолкает и, мне кажется, отправляется к Морфею, отрешившись и от боли, и от дневных проблем.

Но последним, что я слышу, прежде чем самой заснуть, является смешок Эдварда. Тихий.

— Я люблю тебя, мое сокровище.

…Это произошло в середине января, за две с половиной недели до нашей свадьбы.

Я навещала родителей в пригороде, а Эдвард на сутки отлучился по каким-то делам в Сидней, покинув наш уютный домик на окраине и отправившись в самую гущу бизнес-центров.

Мама как раз пожелала мне спокойной ночи и закрыла дверь в спальню, когда зазвонил телефон. Мобильный. Незнакомым номером.

— Да?

— Прошу прощения за беспокойство, мэм, — собранным и деловым тоном, дабы не усомнилась, откуда звонят, поприветствовал на том конце мужчина, — полиция Сиднея. Знаете ли вы Эдварда Каллена?

Я так и подскочила на кровати.

— Конечно… что случилось?

— Кем он приходится вам, мэм?

— Он мой жених…

Кажется, таким ответом офицер остался удовлетворен. Он хмыкнув в трубку, наверняка качнув головой, и вздохнул.

— Если желаете, можете приехать и забрать его. И да, — мужчина прочистил горло, — за ним штраф. Тысяча долларов за ущерб, нанесенный бару.

— Бару?..

Шестеренки в моей голове крутились с поразительной скоростью. Я уже не была уверена, что офицер говорит о том Эдварде Каллене. Какой к черту бар? И какой к черту ущерб бару?

— Дебош, — огорошил меня, вплетшись своим голосом в череду мыслей, мужчина, — будет проще, если я объясню вам не по телефону.

…Стоит ли говорить, через сколько я была в этом отделении, адрес которого офицер мне так любезно продиктовал?

До смерти напугав родителей своей бледностью и спешкой, я предстала перед двумя полицейскими и бронзоволосым задержанным в том, что первое попалось под руку — широких джинсах и ковбойской рубашке в клеточку. В лучших традициях Техаса.

— Изабелла Свон?

— Да, — мне пришлось кивнуть, чтобы они не усомнились. Одежда была порядком заношенная, я не надевала ее, когда планировала выходить из дома. Но здесь счет велся на время, меня подбрасывало даже на водительском сиденье, и поэтому особенного выбора не было.

— Она-она, — мрачно кивнул Эдвард, махнув мне рукой. Он сидел на скамейке за своеобразной решеткой, отгораживающей его место от полицейских, постукивая пальцами о металл, — моя ковбойша…

Его язык заплетался, на лице разлилось выражение блаженного идиотизма, а выступившие на лбу венки подсказали, что всему этому есть причина: он пьян. Опять.