Злые пьесы - [22]
Томас: Да нет. Волосы у него седые, он весь седой, если тебе это что-то дает. Но ему это даже идет, к загорелому лицу, у него настоящий такой загар, от солнца…
Йозеф: Но он толстый… всегда толстый был.
Томас: Да нет, я бы не сказал.
Агнес: Хоть печеньица возьми…
Йозеф: Вы ведь все время сидели, верно?
Томас: Да, по большей части.
Агнес: Или еще кусочек орехового штруделя!
Томас: А потом он со мной в сад пошел, проводил меня до калитки.
Йозеф: И как он ходит?
Агнес отодвигает от Томаса вазочку с печеным и ловко подсовывает ему тарелку со штруделем.
Йозеф: Да оставь ты парня в покое со своей дурацкой жратвой! Так как он двигался?
Томас: Да как? По-моему, вполне нормально, по крайней мере, для такого возраста.
Йозеф: А что ты считаешь нормальным для такого возраста?
Томас: Ну, примерно как я после того, как часа два на мопеде погоняю.
Йозеф: Ага! Простата!
Агнес: Томас, ну съешь же еще кусочек, не ломайся.
Томас: Спасибо, бабуль, но мне правда пора…
Йозеф: А может, это у него что-нибудь с желудком.
Томас: Вот уж с желудком у него точно все в порядке. Угощали меня будь здоров: сало с красным перцем, ветчина и замечательный деревенский хлеб. А ко всему этому еще отличное винцо. Мне он, правда, вино минералкой разбавил, потому как я на мопеде был.
Агнес: В гостях-то ты вон все ешь.
Томас: Так если я тогда голодный был, бабуль. (Двигаясь к двери.) И еще раз большое спасибо, что на мопед мне подбросили…
Йозеф: Значит, говоришь, он на следующей неделе приедет?
Томас: Может быть.
Агнес: Погоди, Томас, я заверну тебе кусочек орехового штруделя…
Занавес
Та же комната. Йозеф сидит на диване, Тишендорфер в кресле. Они только что обменялись первыми словами приветствия и теперь с любопытством друг друга разглядывают.
Тишендорфер: Да, целую вечность мы с тобой не виделись.
Йозеф: Последний раз на похоронах Лакомба.
Тишендорфер: Ах да… верно.
Йозеф: Вы ведь с ним за одной партой сидели.
Тишендорфер: В седьмом и в восьмом классе. Он, кстати, по сути единственный, с кем я и после школы поддерживал тесные отношения.
Йозеф: Вот как? А я слышал, вы с ним рассорились.
Тишендорфер: Кто тебе такую чушь сказал?
Йозеф: Не помню уже. Вроде как он у тебя прямо из-под носа важное назначение увел, если мне, конечно, память не изменяет.
Тишендорфер: Ишь ты чего знаешь.
Йозеф: Да я просто так — интересовался, что из кого вышло, кто кем стал… Это был твой последний шанс снова заполучить должность генерального директора.
Тишендорфер: Но у него связи в секретариате партии оказались посильнее моих.
Йозеф: Вот видишь… Ты до сих пор злишься.
Тишендорфер: Не сердись, Йозеф, но ты несешь вздор.
Входит Агнес с подносом, на нем кофейник, молоко, сахар, чашки и все прочее.
Агнес: Это он у нас умеет… Нет, правда, как это мило, что вы нас навестили. (Накрывает на стол.)
Тишендорфер: К стыду своему должен сознаться, что меня никогда бы не осенила эта идея, если бы не ваш внук.
Йозеф: Но это не я его надоумил! Это все она.
Агнес: Что — я?
Йозеф: Ну конечно, это же ты начала ныть, что я совсем не вспоминаю своих старых друзей…
Тишендорфер: Так это вы, мадам? Как это, однако, трогательно…
Агнес: Вы постоянно живете за городом, в Волькерсдорфе?
Тишендорфер: Да, всегда там.
Йозеф: Не тоскливо в тех местах?
Тишендорфер: Я нахожу их благодатными… Не потрясающими, но весьма благодатными. Для нашего возраста самые подходящие места.
Йозеф: Не умыкни тогда Лакомб у тебя тот выгодный пост, была бы у тебя сейчас своя вилла в Бадене и дачка на Майорке.
Тишендорфер: Ага. И надгробная плита на Хитцингском кладбище. Знаешь, почему я никогда ему не завидовал? Потому что совсем не так уж хороша была эта работа. Поднять из руин фирму и при этом еще прославиться — да такое кого хочешь доконает. Его и доконало.
Агнес: Вот видишь, и я все время говорила…
Тишендорфер: Да и не настолько хуже был мой собственный пост, который я так и так занимал в банке… Там я спокойно смог дослужить до пенсии. Впрочем, «спокойно» — это тоже, конечно, преувеличение. Если ты начальник отдела кредитования в банке, значит, то и дело балансируешь над пропастью.
Агнес разливает кофе.
Агнес: Вам с молоком?
Тишендорфер: Нет, благодарю. Кофе чем крепче — тем лучше.
Агнес: Когда вас выбрали в правление банка — вы тогда и нас в гости пригласили.
Тишендорфер: Бог мой, вы даже об этом помните!
Агнес наливает кофе Йозефу.
Тишендорфер: Это же больше тридцати лет тому назад…
Агнес хочет подлить в кофе молока. Йозеф ее почти отталкивает.
Йозеф: Да отвяжись ты!
Агнес: Что это с тобой? Сегодня без молока?
Йозеф: Если я никогда с молоком не пью, с какой стати я сегодня должен пить с молоком?
Агнес, привыкшая спокойно сносить капризы мужа, наливает себе кофе с молоком и как ни в чем не бывало продолжает беседовать с Тишендорфером.
Агнес: У вас ведь тогда квартира была на Штубенринге, верно. Очень хорошая квартира… Сахару?
Тишендорфер берет сахар. Йозеф тоже тянется к сахарнице.
Агнес: Но Йозеф, сахар тебе ведь и правда нельзя…
Йозеф: Всегда пил с сахаром — и сегодня пью с сахаром.
Агнес: Ну, как знаешь… И что же стало с той квартирой — вы от нее наверно отказались?
Тишендорфер
Художник, доживший до преклонных лет, встречает молодую женщину, очень похожую на его мать. Сам герой никогда не знал собственной матери. Она бросила его еще младенцем, в роддоме, но при этом оставила при нем свою фотографию, которую он хранил всю жизнь. И вот спустя много лет он встречает женщину, как две капли воды похожую на ту, что на фотографии. Между ними возникают непростые отношения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В пьесе Миеко Оучи «Синий свет» мы застаём 100-летнюю Лени Рифеншталь в офисе голливудской киностудии. Она готова сделать отчаянный шаг и решиться на съёмки своего первого художественного фильма за последние пятьдесят лет, но что из этого выйдет, — вот вопрос.
Cпектакль «Рыдания» про генетику женского одиночества, сконструирован из монологов трех женщин, представительниц одной семьи: дочери, матери и бабушки.Три поколения потерянных женщин — восемнадцатилетняя, сорокачетырехлетняя и семидесятилетняя. Они все дезориентированы, все несчастливы. Их несчастье не социальное, а внутреннее: «Они загнаны в ментальные ловушки, это их личная несвобода».
В сборник пьес известнейшего английского драматурга Джона Осборна (1929–1994) вошли три его пьесы: «Оглянись во гневе», «Комедиант» и «Лютер». Две последние пьесы на русском языке печатаются впервые.Экранизации и постановки:Оглянись во гневе / Look Back In Anger — Великобритания (Т.Ричардсон) 1958Полковник Редль / Oberst Redl (И.Сабо) (cценарий в соавт.) 1985Комедиант / The Entertainer — Великобритания (Т.Ричардсон) 1960Атака лёгкой кавалерии / The Charge of the Light Brigade (cценарий) — Великобритания (Т.
В формальном плане Вальчак пользуется театральной условностью, вводя символические фигуры и ожившие предметы, как, например, в пьесе «Шахта». Герой пьесы — шахтерский город Валбжих, олицетворяемый неким шатающимся по улицам типом по имени Валек.