Картина первая
Словно бы издалека доносятся приглушённые звуки гитары. Их прерывает пронзительный вой полицейской сирены, и занавес распахивается. Яркий луч света выхватывает из темноты лицо Фрэди, молодого человека 25 лет, сидящего на табурете в правом углу сцены. Вид у него усталый, и натянутая улыбка слегка искажает его лицо. На нём малиновый жилет, надетый поверх прочей одежды, и на руках чёрные перчатки.
Голос капитана. Буэнос диас, амиго. Я капитан, капитан Мигель Мегерас, и это имя хорошо известно и в полиции, и среди убийц. Так что открывай-ка пошире свой паршивый рот, чтобы нам не пришлось пачкать руки. Слушаем тебя, амиго, кон густо.
Фрэди(поднимая голову в направлении луча света). Я закурю, Мигель?
Голос капитана(истошно вопя). Нет!.. И сотри ты эту вонючую улыбку со своей вонючей физиономии отец твой остыть ещё не успел, дезальмадо!
Фрэди. Ты вовсе и не обязан скорбить вместе со мной, капитан.
Голос капитана. Вчера, между восемью и десятью часами вечера, в студии сеньора Жан-Поль Крупника на авенида Бульвар ты, пятью выстрелами из браунинга тридцать восьмого калибра, уложил на месте своего родного отца, так что улыбка твоя здесь вовсе не уместна, потому что ждёт тебя виселица, амиго, грубая, но крепкая, и на её верёвке сушат вещи поважнее грязного белья, уж поверь мне. Ну, спой свою арию, матадор, и спаси свою душу. Марш.
Фрэди. Знаешь, капитан. Мне безразлично то, что ты называешь меня убийцей. Пожалуйста, если тебе это поможет. Но. (Поднимает голову.) Я хочу увидеться с сеньором Крупником.
Голос капитана. Нет.
Фрэди. Почему нет.
Голос капитана. Сеньор Крупник, амиго, вылетел сегодня утром в Нью-Йорк.
Фрэди(вскакивая с места). В Нью-Йорк!.. (Овладевает собой.) В Нью-Йорк, а?.. Щелкопёр. Он дал показания?
Голос капитана. Хочешь послушать?
Фрэди. А-а-а.
Голос Крупника. Я потрясён. Фрэд! Я возлагал на него такие надежды. Он ужасно фотогеничен!.. Я хочу сказать. Мне кажется, что в нём зрела какая-то слепая страсть, как бы это выразиться. Совершить поступок, разорвать, уб. Он утратил чувство реальности.
Фрэди. Достаточно. Спасибо. (Просебя.) Утратил чувство реальности. (В сторону капитана.) Ладно, капитан. Я дам тебе показания, но при одном условии.
Голос капитана. Нет, амиго. Никаких условий.
Фрэди. Понимаешь. Вчера, между восемью и десятью вечера в студии на авенида Бульвар находились трое, пришедшие убивать, и ещё один, пожелавший быть убитым. Это должно было случиться в фильме, но вышло на самом деле. Смерть. Камера прекратила снимать, и отец остался лежать на полу, мёртвый. (Поднимает голову.) С улыбкой на губах. Это фамильное. Ты хочешь знать, как всё произошло? (Ухмыляется.) Из любви. Бывает. Была кроме нас, кроме четверых, ещё одна персона. Найди её, капитан, и доставь сюда, побыстрее.
Голос капитана. Имя.
Фрэди(смущённо). Это не так-то просто.
Голос капитана. А-а-а. У неё нет имени.
Фрэди. Есть. Но оно вымышленное.
Голос капитана. Скажи же мне его, наконец!
Фрэди. Кокомакис.
Голос капитана(после паузы). Кокомакис, а?
Фрэди. Да. Долли. Долли Кокомакис.
Голос капитана. Из Шанхая.
Фрэди. Нет. Из Нью-Йорка. Она величает себя американской принцессой.
Голос капитана. Американской принцессой. В жизни не слыхал об американских принцессах.
Фрэди. То-то и оно. Их просто нет.
Голос капитана. А у тебя, значит, есть.
Фрэди. Да. Есть.
Голос капитана. И что же она из себя представляет?
Фрэди. Именно-то этого я и не знаю.
Голос капитана. А-а-а. Именно-то этого ты и не знаешь.
Фрэди. Вот именно.
Голос капитана. Ловко, а?. Вот увидишь, амиго, я сдеру эту улыбку с твоей физиономии с превеликим удовольствием, и Господь Бог не потребует у меня в том отчёта, потому что он тебя забыл.
Фрэди. Три месяца тому назад, 19 мая в субботу приблизительно в полночь, в день моего рождения двадцатипятилетия я сидел на кайе де-ла-Мар в одном уютном местечке под названием «Вена». Ровно в полночь да, часы пробили полночь туда ввалился некий тип высокий, полный, лысоватый и пьяный, вдоску. Он опирался на трость вишнёвого дерева с набалдашником из слоновой кости, оправа его очков была из чистого золота. В добавок ко всему, он был босой. Я было принял его за туриста, который никак не может отыскать свои туфли. Но нет. Он искал меня. По-французски. Сперва поморгал, потом отвесил поклон, едва не съездив мне по уху, и упал. Под стол. С минуту он моргал и таинственно ухмылялся, пока не выдавил из себя: «La princess. De l'Amerique.» Туфли свои он оставил в баре аэропорта. Это случилось в день моего рождения. Я встану, капитан? (Он поднимается, берёт табурет и идёт налево, приближаясь к авансцене. На пол — дороге останавливается.) Это был Жан-Поль Крупник гений кинематографа. Смешное имя, правда?.. Он сам себе его и выбрал! На самом же деле, звали его Иван Крупников, и это, по всей видимости, звучало печально. Его отец был родом из России, работал всю жизнь шофёром, был ярым большевиком и тому подобное, но моргал. Яблоня от яблока недалеко падает. Революции это моргание не пришлось по вкусу. Обвинили его в том, что он на всё косо смотрит. Непроходимые лирики, эти революционеры! Он сбежал в Париж, женился там на русской балерине из «Мулен Руж», слыхал, наверное и вместе, в знак протеста против безнадёжной и близорукой политики своей родины, они и явили на свет Жан-Поля.