Злые пьесы - [23]

: Квартиру я оставил жене после развода.

Агнес: Ах вот оно что… И женились снова?

Тишендорфер: Еще бы. Даже дважды.

Йозеф: А что, у нас сегодня нет штруделя?

Агнес: О господи! Извините. Совсем голова стала никуда… (Уходит на кухню.)

Тишендорфер: Ну, а остальные наши как?

Йозеф: Какие остальные?

Тишендорфер: Ну, из нашего класса… Кто-то же должен еще… я имею в виду, не все же они…

Йозеф: Все.

Тишендорфер: Мы с тобой последние остались?

Йозеф: Да… С прошлой недели.

Тишендорфер: С прошлой недели. И кто же?

Йозеф: Мирца.

Тишендорфер: Господи… Вот так спросишь — и на тебе. Прямо хоть не спрашивай.

Йозеф: А ты разве траурное извещение не получил?

Тишендорфер: Да нет. Но это и не удивительно. Я столько раз менял адреса.

Входит Агнес с ромовым кексом.

Агнес: А вот и ромовый кекс. Прошу.

Йозеф: А почему не штрудель?

Агнес: Потому что сегодня у нас ромовый кекс.

Тишендорфер: О, ромовый кекс! Замечательно…

Агнес кладет Тишендорферу кусок кекса.

Йозеф: Рак у него был. Рак легких.

Агнес: У кого?

Йозеф: У Мирцы.

Тишендорфер: Это маленький такой, чернявый, да? Он еще однажды классный журнал слямзил?

Йозеф: Чего не помню, того не помню… Помню, что он на полгода меня моложе…

Агнес: Этак вы скоро всем классом на том свете будете встречаться.

Йозеф: Типун тебе на язык! На том свете! Мелешь чушь всякую…

Агнес: Но если я в это верю…

Йозеф: Для чего тогда человеку помирать, ежели после он не мертвяк?

На некоторое время наступает неловкая пауза.

Тишендорфер: По правде сказать, я думал, мы поговорим о чем-нибудь более веселом… Вспомним наши славные деньки.

Агнес: Да-да, господин Тишендорфер совершенно прав! От твоих разговоров вечно тоска одна.

Йозеф: Я о жизни думаю.

Агнес: Ну и много ли ты надумал? Не веришь вон ни во что.

Йозеф: А ты, Вальтер, во что-нибудь веришь?

Тишендорфер: Я… Ну, как бы тебе сказать… Я не исключаю сюрпризов…

Йозеф: А я как услышу «вечная жизнь» — меня прямо передергивает… Вечность — это противоположность жизни. Каждый прожитый день мы у вечности отвоевываем. Вот почему не Моцарт и не Шекспир величайшие гении человечества, а долгожитель Мафусаил, если только он на самом деле существовал. Ибо он урвал у вечности самый большой кусок.

Тишендорфер: Если так посмотреть — мы с тобой из нашего класса самые лучшие. А что, мне эта теория даже нравится, а то я ведь всегда почти что двоечник был, особенно по латыни… Да и ты, по-моему, тоже.

Йозеф: У меня по латыни всегда твердая тройка была.

Агнес: Он у нас всегда был твердый троечник.

Йозеф: По музыке, географии, истории и начертательной геометрии у меня были четверки.

Тишендорфер: По математике ты однажды за контрольную единицу схлопотал, я очень хорошо помню. А все потому, что ты у меня списать решил… Это вообще тогда была история, скажу я вам. Ты хоть помнишь этого Струппи? Струппи у нас математику преподавал…

Агнес: Я знаю.

Тишендорфер: Волосы ежиком, а на макушке лысина, умора просто. Низенький такой толстяк, но шустрый, а когда злился, он от возмущения аж подскакивал… Да, замечательное все-таки было время…

Йозеф: Омерзительное.

Тишендорфер: Что? Но почему?…

Йозеф: Только потому, что какой-то толстяк-коротышка подскакивал, ты считаешь, что время было замечательное?

Тишендорфер: Оно и было замечательное… Хотя бы просто потому, что мы были молоды и ничего не принимали всерьез… Хотя… Что ж, наверно, каждый по-своему смотрит.

Агнес: Не обращайте внимания. Когда он не в духе, с ним невозможно разговаривать.

Тишендорфер: Мне очень жаль. Может, ему нехорошо?

Йозеф: Мне очень хорошо! И знаешь, почему? Потому что я вот это, нынешнее время нахожу прекрасным, а не какое-то там прошлое. Что там хорошего, в этом прошлом? Кошмар за кошмаром, начиная со школы, потом сотни тысяч безработных, способных перегрызть друг другу глотки за одно рабочее место, потом ревущие орды на улицах и война, и плен, и снова-здорово карабкайся наверх, чтоб чего-то там добиться. Все это позади, и поэтому сейчас я чувствую себя отлично. А как себя чувствуешь ты?

Тишендорфер: Видишь ли…

Йозеф: Я только потому спрашиваю, что уж больно ты далеко в прошлое отправляешься, чтобы что-то хорошее вспомнить.

Тишендорфер: Да нет, это совсем не так. Я своей жизнью очень доволен.

Йозеф: А со здоровьем как?

Тишендорфер: Как и положено в нашем возрасте. Время от времени приходится глотать таблетки.

Йозеф: Какие?

Агнес: Йозеф, это же нескромный вопрос.

Тишендорфер: Да нет, это я совершенно спокойно могу рассказать. У меня была операция на кишечнике и с тех пор иногда бывают трудности с пищеварением.

Йозеф: Кишечник?

Тишендорфер: Да, сантиметров восемьдесят у меня вырезали.

Йозеф: Восемьдесят сантиметров! Вот это красотища!

Агнес: Наконец-то мы узнали, что ты считаешь красотой.

Йозеф: Эта женщина действует мне на нервы. Особенно когда берется истолковывать мои слова. Я сказал про эти восемьдесят сантиметров «красотища» в том смысле, что, значит, они, наверно, все плохое уж точно удалили.

Тишендорфер: Ну конечно, в противном случае я давно бы уже был на том свете…

Агнес: Видишь, он тоже говорит «на том свете».

Тишендорфер: Извини.

Агнес: Еще кофе?

Тишендорфер: О да, с удовольствием. Кофе у вас отличный.