Вместо предисловия
Пер. А. Белобратов
Я пишу, потому что мною движет любопытство. Мне любопытны люди, их ситуации и истории. Когда я читаю или пишу, я пытаюсь удовлетворить свой интерес к жизни. Ведь и писание, и чтение — это возможность пожить жизнью других, даже сделать ее своею, накопить в себе много жизней. Так можно достичь возраста Мафусаила, независимо от того, сколько проживешь на самом деле.
Когда я начинаю новую историю или пьесу, я словно бы вступаю в неизведанную страну. Впрочем, это не значит, будто я совсем не знаю, что меня там ожидает, ведь многое мне уже известно. Иногда я вполне представляю, какие повороты будут у этой истории или как она закончится, какие герои или чудовища встретятся мне по пути. И все же передо мной — карта со многими белыми пятнами и с несколькими точками моего маршрута, передо мной — terra incognita, которую я пытаюсь исследовать, создавая свои книги.
Меня не следует причислять к моралистам, ведь любопытство — никакая не добродетель. И хотя в моих пьесах заходит речь и о политике, и о морали, я не претендую на то, чтобы исправить своими книгами этот мир или хотя бы одного человека. Писатели, которые ставят себе такие цели, прибегают к более жестоким средствам и художественным провокациям, чтобы как следует встряхнуть человечество. Мне это не по душе. Я вижу в этом принуждение. Мне достаточно, чтобы у моих пьес были читатели и зрители, которые разделили бы со мной мое любопытство. Что такое — наша реальность? Как из нашего опыта складываются наши взгляды? Как соотносятся друг с другом истина и действительность? Каковы люди на самом деле? Воистину, это ужасно любопытные вопросы.
По одежке протянешь ножки
Пер. А. Васильева
под ред. Г. Снежинской
Действующие лица
Курт
Моника
Почтальон
1-й полицейский
2-й полицейский
Труп
Сцена первая
Просторная, обставленная в старинном немецком стиле комната, посередине массивный стол на ковре, кресла. Две двери. Тяжелые занавеси задернуты. Полумрак. В углу горит торшер. На кушетке лежит фрау Вирц. Она мертва. Рядом на полу обронена трость. Моника наклоняется над покойной, приподнимает и отпускает ее руку, та безжизненно падает. Моника берет трость и сильно ударяет ею по полу, потом быстро обшаривает все в комнате, аккуратно ставя все вещи на место. Снова с силой ударяет в пол тростью. Раздается звонок. Моника выходит, возвращается вместе с Куртом.
Моника: А ведь я-то могла сюда и не заглянуть!
Курт: Мне, понимаешь, одеться-то надо было? А что случилось? Оглядеться-то насчет чего решила?
Моника: Старуха окочурилась.
Курт: Да что ты?
Моника: Смотри!
Курт: Не буду смотреть, не могу я смотреть на покойников. Давай-ка позвоним доктору и в похоронное бюро! Это их дело.
Моника: Подожди, сначала надо хорошенько тут оглядеться.
Курт испуганно таращит глаза, стараясь даже случайно не наткнуться взглядом на покойницу.
Курт: Она на кушетке?
Моника: Да.
Курт: Хорошенько оглядеться… Как ты думаешь, что можно забрать? Но только чтоб никто не заметил.
Моника: Да хоть все. Она жила одна. Кто знает, может, я унаследую все ее вещи. Это было бы по справедливости. Пять лет я тут на задних лапках прыгала, и так и сяк ей прислуживала.
Курт: Оглядеться-то насчет чего решила?
Моника: Настоящий мужик не тратит попусту времени на расспросы. Да разве ты мужчина!? Ну что ты стоишь тут и трясешься?
Курт: Ну и что ж, что трясусь. Труп все-таки, жутковато как-то. И потом, что-то я не пойму. Если тебе и так все достанется, то зачем…
Моника: Сначала надо найти завещание, тогда увидим. Ключ от сейфа у нее на шее.
Курт: И я должен его снять… Ох…
Моника: Да не трусь ты!
Курт: Тебе бы работника морга в мужья!
Моника: Цыц!
Моника расстегивает платье на фрау Вирц, снимает с ее шеи ключ, идет в соседнюю комнату, Курт следует за ней. Через некоторое время они возвращаются. Моника комкает лист бумаги.
Моника: Ух, сквалыга, скупердяйка старая!
Курт: Пять лет ты за ней дерьмо убирала, и вот, на тебе — мебель, и ничего больше! Еще и старьевщику платить придется, чтоб забрал барахло…
Моника: А 650 000 шиллингов, что на сберкнижке, это, выходит, детскому приюту?
Курт: Дармоедам.
Моника (Накидывается на Курта.): И пять тысяч тебе!
Курт: Какие пять тысяч?
Моника: Нечего увиливать. Нашел дурочку! Я отлично заметила: там, в сейфе, еще кое-что было!
Курт с неохотой дает ей две тысячи.
Моника: Все пять гони.
Курт: Давай поделим поровну!
Моника: Не выйдет. Транжирить денежки я тебе не позволю. Сперва начни зарабатывать как следует, парикмахеришка несчастный.
Курт: Ну парикмахер, ну и что? Что тут такого зазорного? Ты-то чем лучше? Обычная прислуга!
Моника: А почему я пошла в прислуги, а? Ну-ка, гони еще три штуки!
Курт дает ей три банкноты.
Моника: Эх, вот бы ей завтра помереть. Было бы у нас еще девятнадцать тысяч.
Курт: Девятнадцать!?
Моника: Девятнадцать! Пенсия, да еще рента с какого-то дома. Могла бы не умирать до прихода почтальона.
Курт: Черт, просто спятить можно. Наш брат всю жизнь вкалывает, как проклятый, а не получает и половины таких денег. А ей все — только за то, что она вдова какого-то важного чинуши… Давай заберем драгоценности! Где она их держит?