За журавлями - [15]

Шрифт
Интервал

— Последний раздевается, — шепнул Петька. — Давай сюда ворону.

Сенька подал ворону, к которой они еще в сарае привязали две пустые консервные банки. И когда солдат разделся и вошел в баню, Петька, вытащив из оконца затычку, осторожно, чтобы не загремели банки, просунул в предбанник ворону.

— Бежим в сарай, — зашептал он.

За баней наблюдали из узкой щели сарая.

— Что-то молчат, — забеспокоился Сенька.

— Моются… Подожди маленько, — ответил Петька.

— А ворона не улетит в оконце? — спросил Сенька.

— Не бойся. Банки вниз тянут, — объяснил Петька, он хотел еще что-то сказать, но тут распахнулась дверь предбанника и чей-то хриплый голос завопил:

— Мины! Мины! Выскакивай наружу! — И клочьями полетела брань.

— Это Абашкин, — сказал Петька. — Он там фрицев парит.

Из дверей бани, клубясь паром, стали выскакивать голые немцы. Некоторые успели схватить одежду и, отбежав на почтительное расстояние, начали одеваться. Голый Абашкин с веником в руках бегал недалеко от бани, всматривался в предбанник.

— Дела-делишки, — ликовал Петька. — Это я ему за Еловые гари припомнил… Пусть попляшет.

Из предбанника, гремя банками, выпрыгнула ворона и, пролетев низом шагов двадцать, опустилась у речки. Абашкин и немцы сыпанули в баню. Ворона заковыляла дальше по гладкому льду речки.

— Смотри-ка, — сказал Петька, — она уже с одной банкой прыгает… А где ж вторая?

— А вон у проруби осталась, — увидел Сенька.

Наскоро одевшись, немцы стали охотиться за вороной. Они обступили ее со всех сторон, но близко не подходили, боялись взрыва. И тут Абашкин, увидев на льду пустую консервную банку, смекнул, что действовать можно и посмелее. И чтобы показать немцам свою храбрость, он лихо свистнул и побежал за вороной.

— Сматываемся… Быстро, — заторопился Петька. — Концерт окончен.

7

Как ни старались Сенька и Петька встретиться с Рубцовым, им не удавалось. Да и не выпускали его из мастерской первое время. Сапожная мастерская помещалась в старой покосившейся хате. В душной, пахнувшей варом и потом избе чинили сапоги. Тут же ели и спали. Кормили сапожников два раза в день: привозили на санях баланду из отбросов солдатской кухни. На день полагалось по сто пятьдесят граммов хлеба. Вот и все.

Проработав неделю, Рубцов получил разрешение выходить из мастерской до девяти вечера, наравне со всеми.

Затеяв как-то у сапожной мастерской игру в снежка, Петька и Сенька увидели идущего Рубцова. Он прихрамывал, но шел быстро. Подойдя к ребятам, улыбнулся:

— Здорово, птицеловы!

— Здравствуйте, дядя Паша, — обрадовался Сенька. — А это вот Петька Горохов, узнали?

— Как же, вижу. Значит, подружились?

— Ага.

— А Петька ничего парень, ловкий. Снежки высоко бросает, — сказал Рубцов.

— Я выше Сеньки бросаю, — похвалился Петька. — И меткость у меня будь здоров!

— А ну, попади! — Рубцов снял шапку и подбросил вверх.

Не успел Петька опомниться, как шапка уже шлепнулась о землю.

— А я-то думал, ты и вправду меткий, — засмеялся Рубцов.

— Ты, дядь, больно скоро, — ответил Петька. — Кидай еще!

— В другой раз, — подняв шапку и стряхнув с нее снег, сказал Рубцов. — Проводите-ка меня до Гуськовых.

Несколько шагов прошли молча. Под ногами поскрипывал снег, со стороны клуба доносилась немецкая речь. На краю деревни залаяла собака.

— Ганс еще не всех собак пострелял? — спросил Рубцов.

— Мы его самого скоро укокошим, — выпалил Петька и торопливо, захлебываясь, стал посвящать Рубцова в свои и Сенькины планы. — Давай и ты с нами, — предложил Петька. — Я командир, а комиссар вот — Сенька.

Рубцов остановился.

— А если я пойду сейчас к Юсту, — тихо сказал он, — и скажу: «Петька Горохов, господин майор, партизанский отряд сколачивает и меня, рядового сапожника, который подбивает подметки солдатам армии фюрера, в свой отряд сманивает»… Что тогда?

Петька аж рот раскрыл от неожиданности. На его лице было написано: «Вот это влипли… Дела-делишки…»

— Вот так, — серьезно сказал Рубцов, глядя на Петьку.

— Тогда и тебя укокошим, — придя в себя, отрезал Петька.

Рубцов рассмеялся. Но скоро его лицо посерьезнело, стало суровым. Он понял, что если сейчас же не вступить в эту игру, то смелый и бесшабашный Петька натворит таких дел, что неминуемо погубит и себя и Сеньку. И это может произойти очень скоро, пожалуй, после первой же «боевой операции» отважного командира. И Рубцов сказал:

— Хорошо, я вступаю в вашу группу. Только кем я буду? Рядовым — вроде неудобно, человек я взрослый, да и на фронте обстрелянный.

Ребята молчали.

— А может, я буду начальником штаба? — предложил Рубцов. — Буду разрабатывать операции.

— Здорово! — подхватил Петька.

Он обрадовался, что и Рубцову нашлась достойная должность.

— Начальником штаба и представителем высшего командования, — повторил Рубцов специально для Петьки. — А сейчас вот что, — строго сказал он. — Сейчас по домам. Никаких гранат и диверсий. Ждите указаний. Ясно?

— Есть! — отчеканил Сенька.

— Дядь, а дядь, а кто главней — командир или начальник штаба? — спросил Петька.

— В данной обстановке — начальник штаба главнее, — ответил Рубцов. И, улыбнувшись, сказал ласково: — Иди домой, Петя. Самое главное теперь — дисциплина. Понял?


Рекомендуем почитать
В боях и походах (воспоминания)

Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.


Вы — партизаны

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.


Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.