Музыкальный ручей

Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.

Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни. И ещё с одним мальчиком (рассказ «Сердолики») — ему так понравилось Чёрное море, хоть увози его к себе на Обь. Мальчик взял с собой морские камушки — сердолики, но едва открыл дома коробку… В общем, оказалось, что они красивы лишь тогда, когда есть у них море.

Это, наверно, заблуждение, что самые интересные края — дальние: и они ведь для кого-то совсем близко, чей-то дом. Значит, всё дело в том, чтобы увидеть их хорошенько. Чем больше вы увидите сейчас, тем больше узнаете и полюбите завтра.

Автор.

Жанр: Детская проза
Серии: -
Всего страниц: 21
ISBN: -
Год издания: 1966
Формат: Полный

Музыкальный ручей читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

СОСНЫ ШУМЯТ

Мне, наверное, и не сказать, отчего я тогда проснулся. Может быть, тень отодвинулась и солнце нашло меня под сосной и защекотало мне веки. Оно всё время подсматривало из-за веток: сплю ли я. А может, по лицу пробежал муравей — это тоже щекотно.

Весь лес был прострелян лучами. Ветви искрились от света. Казалось, они не зелёные, а синеватые. Они вспыхивали, качаясь, и отбрасывали вниз дымчатые снопики тени. Я зажмурился. Когда я посмотрел снова, прямо передо мной на поваленном сосновом стволе сидел бурундук: пушистая, обведённая горячим лучом спинка и глаза — две чёрные бусинки, устремлённые на меня. Бурундук не успел даже опустить передние лапки, и только глаза сразу остановились на мне, и мы минуту глядели друг на друга, ничего не понимая. Он, наверное, что-то делал и вдруг почувствовал, что не один здесь, и застыл от неожиданности: откуда, мол, я-то тут взялся!

Я лежал на спине, не смея ни встать, ни пошевелиться. Мне казалось, если встану, всё исчезнет сразу: и застигнутый врасплох бурундук, и кисточки хвои, сквозящей на солнце, и эти неподвижные, зацепившиеся за ветки облака там, наверху.

Смешной бурундук: всё-таки испугался. Он пискнул и взбежал на сосну и уселся там, повыше, не сводя с меня своих бусинок.

Сосна стояла чуть сзади и сбоку; она была видна мне не вся, только уходящий вверх медный с чернью ствол да литые толстые сучья, раскачивающиеся на ветру. На меня осыпа́лись золотистые чешуйки коры и высохшие иголки — земля вокруг была усыпана горячей хвоей. Я ведь и облюбовал эту сосну потому, что под ней удобно: и тень, и постель, и даже кочка под голову. Она покрыта сухим белёсым ягелем, эта кочка, а на ягеле чернеют капельки шикши[1] — лежат, как на подушке. И прямо к щеке свешивается кисточка брусники.

Я лежал там, где и прилёг, разморённый, час или два тому назад, возвращаясь с ягодами, и смотрел на этот умостившийся на кочке кустик брусничника. Листья большие, лаковые, кажется, покрыты проступившим от зноя воском. А ягоды уже не красные, а тёмные, туго налившиеся. Они даже светятся, если всмотреться, как тлеющие угольки.

Брусника вкусная в эту пору, я знаю, но мне не хочется срывать её ни губами, ни руками — пусть ещё растёт. У меня ведь её полный туесок, он стоит сзади, за кочкой.

Когда лежишь на земле, всё вокруг совсем по-другому пахнет. Наверное, потому, что всё близко. Воздух будто замешан на этих запахах: в нём сразу и сырость, и хвоя, и разогретая сосновая смола… Катышки смолы, побелевшие и крупные, как дробины, рассыпаны вокруг по хвое, и к ним то и дело подбегают рыжие муравьи и ощупывают их усиками. Но не берут — им почему-то нужны только сосновые иголки и прутики. Наверное, строят муравейник. Они всё лето строят, каждый день, даже когда жарко, как вот сейчас. Должно быть, торопятся успеть до осени — там ведь дожди пойдут.

Говорят: вот суетятся, как муравьи. Это когда кто-нибудь без толку носится. А они совсем не суетятся, они таскают себе прутики — и в одиночку, и вместе, вдвоём или втроём, если тяжёлый на что-нибудь нужен.

Тут же работают и какие-то другие муравьи — чёрные и крупнее. Они даже не смотрят на этих рыжих мурашек, а пробегают дальше, один за другим, будто у них тут дорога. Может, и в самом деле дорога: её не видно, но ни один с неё не сворачивает. Бегут и бегут — вперёд пустые, а обратно обязательно с ношей. Таскают они в свой муравейник или в норы — я не знаю, где они живут, чёрные, — не хвою. Может, эти не строители, а может, отстроились уже. Я видел, как они тащили кузнечика. Он уже неживой был, и они тащили его вчетвером, волоком. Кузнечик задевает за всё своими ножками, муравьям трудно. Конечно, лучше перевернуть его на спину, чтобы ноги оказались сверху, чтобы не цепляли, но они не переворачивали его. Наверное, им недалеко.

А те, маленькие мураши, живут не близко. Я видел их муравейник, нарочно прилёг подальше, чтобы они не мешали мне, а они вот и сюда добрались.

Может, здесь иголки и прутики лучше? Что, если попробовать подтащить им пригоршню этих иголок прямо к муравейнику?

А хвоя горячая-горячая. И вообще жарко. Рядом со мной высунулась из хвои сыроежка — шляпка, растрескавшаяся с краёв, ножка тоненькая, хрупкая. Даже вон палые сосновые шишки растопорщились, будто просят пить. Сухо.

Я подгребаю к себе груду хвои для муравьёв, потом уж приподнимаюсь. Голова даже закружилась. Сажусь, а лес повело, повело куда-то. Листочки трепещут, и ветви раскачиваются, будто деревья руками всплёскивают: встал, встал! А я ещё не встал, я просто сел, опираюсь ладонями на прогретую хвою и смотрю, где мой туесок с брусникой.

Идти к муравейнику не хочется, всё-таки иду — очень хорошо ступать по горячей хвое!

Муравейник прилепился под елью. Дремучая, обросшая мохом, она его совсем прикрыла тёмными лапами. Муравьи устроили всё так, чтобы дождём их не доставало. А хвоя на муравейнике еловая, короткая. Выходит, эту, из-под сосны, муравьи не сюда таскали?

Я смотрю, что они станут делать с ней. Я положил её прямо сверху. Конечно, не так, как они положили бы сами, но разве тут разберёшься, где какая иголочка должна лечь! Муравьи — откуда они только повыползали! — так и облепили новую хвою. Может быть, им надо осмотреть её, а может, их и не хвоя интересует: они ведь тут, наверху, достраивали что-то, а я завалил.


Рекомендуем почитать
Космоолухи: до, между, после

Космоолухи были, есть и будут!Чем занимаются отважные космолетчики в перерывах между приключениями? Правильно, попадают в приключения помельче!Оригинальные грузы не дают команде расслабиться, шоаррские товары подтверждают свое высокое (или хотя бы уникальное!) качество, мама Полины отправляется на битву за урожай, Роджер Сакаи пытается завоевать сердце возлюбленной, капитан Васильев вспоминает давнее обещание, а капитан Петухов, напротив, предпочел бы кое о чем навсегда забыть!А еще у каждого из героев имеются скелеты в шкафу, и иногда они оттуда даже вылезают…


Избранное

Книга издаётся по инициативе Ивановского отделения Союза писателей России при содействии депутата Государственной думы Федерального собрания РФ В. В. Иванова и заместителя председателя Ивановской областной думы А. К. Бурова, при поддержке Ивановского государственного химико-технологического университета, Ивановского государственного энергетического университета, Фурмановского технического колледжа, Родниковского политехнического колледжа, Ивановской областной организации профсоюза работников образования и науки, Фурмановского профсоюза работников образования, МОО «Землячество „Ивановская земля“», ООО «Медтехкомплектация», а также лично — Р. М. Алояна, Т. Ю. Житловой, Н. Н. Москалёвой, С. И. Стуловой.


Кванты и музы

О встречах с людьми, которые участвовали или участвуют в творении новых центров кристаллизации открытий.О встречах с идеями, сдвинувшими или готовыми сдвинуть с места застывшую глыбу неразрешённых проблем, развязавшими первый узелок в спутанном клубке противоречий.О встречах со сбывшимися, нашумевшими открытиями и со скромными результатами, накапливающимися день за днём и вызывающими предчувствие грядущих перемен или надежду на взрыв прозрений.Лишь о некоторых открытиях я попытаюсь рассказать в этой книге.


Четыре жизни академика Берга

К ЧИТАТЕЛЯМКнига, которую вы держите в руках, это не история с «воскрешениями» и «перерождениями». Это история жизни реального человека в реальном мире. Но для современного молодого читателя она может показаться действительно «потусторонней».Жизненный путь нашего героя от русского офицера-подводника, впоследствии краснофлотца, до выдающегося советского ученого пришелся на годы, когда наша родина, преодолевая неимоверные трудности, превращалась в могучую мировую державу — Союз Советских Социалистических Республик.Завеса времени, отделяющая нынешнюю Россию от той страны, чьей наследницей она является, не так уж и велика.


Подвиг Томаша Котэка

Настоящее издание — третий выпуск «Детей мира». Тридцать пять рассказов писателей двадцати восьми стран найдешь ты в этой книге, тридцать пять расцвеченных самыми разными красками картинок из жизни детей нашей планеты. Для среднего школьного возраста. Сведения о территории и числе жителей приводятся по изданию: «АТЛАС МИРА», Главное Управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Москва 1969.


Это мои друзья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том Сойер - разбойник

Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.