Ястребиная бухта, или Приключения Вероники - [50]

— В кухню пошли. Сядем, я все расскажу. Позвоню вот только. И чай. А Нике больше всего хотелось схватиться за мужа, прилипнуть и не отпускать. Ну, разве что заварить травы, чтоб заняться этим ужасным ушибом во всю скулу. Но другой рукой все равно держаться, чувствовать его рядом. Что же я буду делать, если с ним что случится? Вопрос ударил в самое сердце, чайник скрежетнул по плите, из носика плеснулась вода. Нельзя это думать. Вообще нельзя никогда. Но я все равно буду… Она привычно двигалась по кухне, не глядя, заученными движениями доставала нужные мелочи, ставила чашки, сахарницу, резала хлеб. И ковшик с травой поставила на плиту тоже. Все вроде бы получалось.

Только ноги еле волочились, да руки тряслись то слабо, а то сильнее. Пока Фотий негромко говорил по телефону, Пашка, садясь и вытягивая под столом длинные ноги в уличных сапогах, спросил вполголоса:

— Так ты не видела ее?

Ника затрясла головой. Сказала сипло:

— Отец. Сказал же, все в порядке.

За окном все еще плавала ночь, рассвет не показывался, прижатый к небу толстым слоем низких туч. Свистел чайник, пахло мясом и хлебом — Ника кромсала толстые ломти, укладывала сверху холодную отварную говядину. Выкладывала на тарелку. Фотий, держа горячую чашку, время от времени поднимал голову, прислушиваясь. Рассказывал:

— Я метнулся в Симф. Говорил там с девчонками, с ее курса. Не появлялась. Потом поехал обратно. Думал сразу в Южноморск податься, вдруг она туда к подруге, девочки дали мне адрес. Но сложил два и два, извини, Паша. И поехал к Беляшу. Пашка опустил голову, сцепляя руки на столе. Ника с жалостью поглядела на стриженую, чуть потемневшую макушку.

— И девчонки мне тоже сказали. Заезжал к ней мужчина на иномарке, несколько раз, описали, а я машину эту у Беляшовского двора видел.

Приехал. Попросил, чтоб позвали, поговорить. Не спрашивал, там или нет. Ну, угадал. Сама вышла. Пашка кашлянул.

— Выслушала меня, и сказала, что к нам не вернется. Сказала взрослая, сама решает. А вы, видать, поругались отменно? Перед тем как ушла?

— Ну, поругались, — угрюмо ответил Пашка, — а что я должен? Если…

— Да ничего. Не злись. На меня-то не злись, ладно? Тот кивнул, по-прежнему глядя на свои руки. Ника налила из ковшика горячего отвара, разбавила его холодной водой и, окуная салфетку, подошла к мужу, приложила мокрый комок к скуле. Тот незаметно приобнял ее за талию, прижал к себе и сразу отпустил.

— Она ушла, а на меня пригрозили собак спустить. Я и уехал.

Недалеко. Поставил «Ниву» за крайними домами, за кустарником. И вернулся пешком. Думал, вдруг, все же уговорю. Старый стал твой батя, Павел Фотиевич, попался как кур в ощип. Подрались там слегка.

И они меня в сарае закрыли. Думали, я совсем сомлел, значит. У Ники дрогнула рука с мокрой салфеткой, капли потекли на шею Фотия, и она рукавом стала вытирать их, ничего не видя от слез.

— Блин, — угрюмо сказал Пашка, — болит, да?

— Как же ты, из закрытого сарая? — подавленная нарисованной воображением картиной, спросила Ника. Фотий расправил плечи под изгвазданной курткой.

— А я, оказалось, не такой уж и старый. Сумел. И совсем уже собрался оттуда валить, как вдруг смотрю — моя молодая жена, да с крутым перцем. Волосы по плечам, смеется, будто на свой день рождения приехала, подарки получать.

— Я ж тебя искала!

— Она за тобой поехала, — вступился Пашка. Фотий улыбнулся, так что заплывший глаз исчез, и скривился, держа у щеки салфетку.

— Да понял, понял. Пашка, наконец, поднял голову. Светлые глаза потемнели и смотрели строго:

— Что делать будем? А с Марьяшкой я сам, поговорю еще. Найду ее.

Завтра.

— Завтра не выйдет, Паша. Мы теперь на осадном положении. А что делать… Он замолчал. И все трое повернулись к распахнутой в коридор двери.

За домом, откуда-то из еле начинающей светлеть степи слышался шум приближающихся машин.

— Пап? — Пашка вскочил. Тот поднялся, кладя на стол мокрую салфетку.

— Возьми ракетницу и во двор. Я зарядил. Дашь сигнал. Да не над воротами, понял? Вверх стреляй.

— Ага, — Пашка метнулся, прогрохотал сапогами, хлопнула дверь.

— Никуся, запрись и не смей выходить. От окон подальше. Он снова быстро приобнял ее, целуя в макушку. Улыбнулся растерянному лицу и дрожащим губам. И вышел следом на сыном. Ника побежала к входной двери, взялась за ручку, не решаясь запереть, отгораживая себя от того, что будет происходить снаружи, за воротами. От Фотия и от Пашки. Вздрогнула, когда бахнул выстрел, ракета, шипя, унеслась вверх, рассыпая зеленые искры под низкими тучами. И встала, крепко держась за дверь и притиснув горящее лицо к холодной щели.

— Эй, — заорал пьяный и злой голос. Раздался удар. Ворота загудели.

— Открывай! Хозяина твоего мы уже того, приласкали.

— Что надо? — Фотий стоял посреди двора неподвижно.

— А? — после паузы удивился голос, — доехал? Это ты там вякаешь, дерьма кусок?

— Доехал, — согласился Фотий.

— А! — обрадовался голос, — ну, прек-прекра-асно, класс, и телка значит наша тут. Ворота снова загудели от удара ногой. Пашка встал рядом с отцом, напряженно расправляя плечи. Две тени легли к самым воротам.

— Идите домой, — крикнул Фотий, — это частная территория.