Ястребиная бухта, или Приключения Вероники - [48]

— Фотий, — не веря, шмыгала изо всех сил, в надежде, что слезы из глаз исчезнут.

— Дойдешь?

— Д-да… Он плавно шел вперед, чуть пригнувшись, касался ее пальцев своей рукой, отведенной за спину.

— Не торопись.

— Собака там.

— Уже все. Она открыла рот, когда, подпрыгнув, исчез за краем черной дощатой коробки. И тут же сверху протянулись его руки, она вцепилась, и поднялась, скользя подошвами по старым доскам, повалилась на плоскую небольшую крышу. Он лежал рядом и, быстро повернувшись к нему, Ника дрожащей рукой ощупала короткие волосы, лоб, прошлась по носу.

Ахнула — из-за опухшей скулы глянул блестящей щелкой глаз.

— Шла там! По крыше, — доказывал внизу охранник, и Цезарь солидно подтверждал слова своим «гав-гав»…

— Я спущусь, и спрыгнешь. Поймаю.

— Да, — согласилась, не раздумывая. Быстро и плавно сел, согнулся, и снова исчез, будто канул за край.

Ника подползла, со страхом заглядывая вниз, где между частых тонких ветвей шла гладкая стенка без лестницы и уступов.

— Готова? — приглушенный голос донесся не от стены, а чуть дальше, и рядом с Никой медленно легла на крышу толстая ветка, цепляя волосы сухими корявыми пальцами. Стараясь не смотреть вниз, где ужасно далеко мертво светила плитка, перекрытая черной путаницей, она развернулась и, оседлав ветку, поползла, чувствуя, как задирается свитер, и прутья скребут голый живот. Все качалось, и Ника качалась тоже, с ужасом думая — вот сейчас перевернусь и повисну, как ленивец.

— Не налегай, — Фотий поймал ее ногу и поставил в зыбкую развилку, — поворачивайся. С трудом уместив вторую подошву рядом с первой, она качнулась, цепляясь за него дрожащими руками.

— Уже все, — успокоил, отрывая ее от себя, — сюда.

— Где ж все? — она ставила ногу ниже, следуя за ним, другую. У самого ствола, где развилки были широкими, и уже ничего не качалось, Фотий переполз на другую сторону дерева, шагнул по широкой каменной кромке, держась за ветки и пригибая голову. И снова исчез, на этот раз за краем забора. Ника, копируя его движения, перебралась с ветки на камень. Села попой на забор, свешивая ноги. И, вытягивая руки вниз, ухнула в его — протянутые навстречу. Сгибаясь, он быстро ощупал ее плечи и бока.

— Добежишь? Закивала, берясь за его пальцы, сжала их покрепче. Оскалившись, так что в свете пасмурной луны блеснули зубы, Фотий бросился по дороге, в сторону, противоположную той, откуда приехали они с Токаем, удаляясь от домов, от поселка и Ястребиной. Ника бежала рядом, высоко поднимая колени и радуясь тому, что под ногами земля.

Отставала, болтаясь в его руке, как когда-то, в первый раз, когда тащил ее к своей «Ниве». И всхлипывая, засмеялась, увидев на краю песка и заметенной снежком травы покосившийся автомобиль. Далеко за их спинами слышались крики и рычание моторов. Запрыгал по степи беспорядочный свет фар. Фотий рванул дверцу, усаживаясь за руль. Ника упала рядом на переднее сиденье. Двигатель затыркал, смолк и снова кашлянул. Она выпрямилась, глядя, как далекий свет чертит снег левее машины, за головой Фотия.

— Давай же! — заторопила замерзший и не желающий заводиться мотор.

— Угу. Пристегнись!

— Что? А, да, — нащупала тяжелые пряжки, совала их, не попадая, и когда замок щелкнул, машина завелась. И сразу, сильно кренясь, будто прыгнула, проворачивая в снежном песке колеса. Потом они ехали, прыгая на заснеженных буграх, виляя и накреняясь, вышибая из-под колес фонтаны мерцающего снега, смешанного то с вырванными полынными ветками, то с песком. Съехав к самой воде, Нива помчалась, по-прежнему удаляясь в противоположную сторону от Ястребиной, а впереди вырастали темные скалы на границе бухты Низовой. Иногда салон насквозь просвечивали далекие фары тяжело, но быстро идущих следом джипов, Ника сжималась, будто если спрячешься внутри, то и машина станет меньше. Один раз с ужасом глянула на Фотия, открыла рот, тут же клацнув зубами, — он смеялся, зубы блестели и сверкали глаза.

— Держись! Схватилась за что-то, и Нива, вильнув, выскочила на невысокую гривку, отделяющую пляж от степи, понеслась в нетронутую глубину.

Фары прыгали далеко позади.

— Мы уедем? От них?

— Если бензина хватит! Она замолчала, молясь, чтоб хватило. Оглянулась — тут, в степи, за ними не оставалось черной колеи, в низинах снег лежал толстыми подушками. Двигаясь по огромной дуге, Фотий уводил машину в степь за линию курганов. И там, забравшись на изрядное расстояние, плавно изменил направление, поехал уже в сторону Ястребиной, возвращаясь к ней с другой стороны.

— Что молчишь? — спросил, снижая скорость и глядя перед собой.

— Ужасно, — сказала Ника, всхлипывая, — это все ужасно. Ты живой.

— Думал, обрадуешься.

— Я радуюсь. Она снова замолчала, держа на коленях трясущиеся руки и глядя на его четкий профиль.

— Ты как там…

— Ты там почему… Заговорили вместе и тоже вместе замолчали. Потом оба рассмеялись.

Потом Ника заплакала, крутя руками пряжку на животе. Фотий отнял руку от баранки и погладил ее затылок.

— Они… они не приедут в Ястребинку? — спросила дрожащим голосом.

— Пашка там?

— Д-да… должен там.

— Мишане позвонил? Догадался?

— Да! Мы вместе с ним. Догадались. Фотий!