Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии - [122]
Карно. Господи, сгораю от стыда. Да как вы могли подумать?! Неожиданная Магдалина — это полиция.
Гулак. Как полиция? Ты пьян, калаче?
Карно. Ну, не полиция, так, может, что-нибудь и похуже. Одним словом, пан Кваша собственной персоной.
Гулак. Приходил?!
Карпо. Ну да.
Гулак. Откуда он узнал?
Карпо. Не знаю, папе Гулак.
Гулак. Ну и что же? Сам по себе, и ушел?
Карпо. Где там ушел! Сидит, ждет собрания.
Гулак. Карпо! У тебя есть голова на плечах?! Шпик сторожит, а ты хоть бы глазом мигнул!
Карпо. Мигну глазом, а вы скажете, что это к Наталке!
Гулак. Где Кваша?
Карпо. Вот там под хворостом. Рытвина возле вербы.
Гулак. Нужно было послать куда-нибудь!
Карпо. Посылал.
Гулак. Нужно было припугнуть.
Карпо. Пугал. Он деньги заплатил, чтобы я его пустил туда! Ну, я и пустил. Разве лучше было бы прогнать? Так еще не поздно. Хлюпну кружку воды — мигом побежит.
Гулак. Пускай. Возможно, и на самом деле так лучше. В таком месте он не страшен. Постелю-ка я и свой плащ сверху. (Стелет.) Смотри мне, не проворонь. Остальные придут, сразу же и начнем. Какой знак дашь часовым?
Карпо. Дымок от самовара. В случае опасности — они крикнут нам голосом филина…
Гулак. Молодцы, семинаристы! Из вас будут люди! Хорошая конспирация и охрана — прекрасное начало дела.
Карпо. Тем временем я буду посматривать на мою свинью в свинарнике, пане Микола… (Отходит к вербе, внимательно осматривается, поправляет укрытие, потом останавливается возле самовара, следит за тропинкой.)
Оксана. Не могу опомниться, господин Гулак. Будто во сне все произошло. Обмотали тряпками копыта коням, колеса, чтобы нигде не звякнуло. Через лес да через яры, волы цепляются рогами, дети притихли, никто не заплачет… А сзади гремит бой! Это солдат, который с нами шел, войску голову морочил, глаза отводил.
Гудак. Как же он отводил, Наталка?
Оксана. А так. Собралось их несколько человек — все, кто был с огнестрельным оружием. Папское медное ружье набили, показывают себя совсем не с той стороны, куда мы все двинулись. Ружье раза три — гух-гух-гух! Слышны были выстрелы ружей, а мы удираем. Затем вовсе ничего не стало слышно. Тогда кобзарь Остап остановил нас и говорит: "Стойте, дети, отдыхайте, я пойду за Тарасом, да за солдатом, да за Охримом, да за дедом Иваном…" Пошел Остап, а ночь, как смола. Если бы был зрячий, ни за что не нашел бы дорогу! А слепому все равно — что ночь, что день.
Гулак. Разве Тарас Григорьевич тоже в бой ходил?!
Оксана. И не один раз. Набрел на них кобзарь Остап, а они сообща яму копают — лежит дед Иван, простился со светом. Пуля в грудь попала. Похоронили деда, догнали нас и стали советоваться. Велели мне с Тарасам Григорьевичем трогаться в Киев.
Гулак. Как там люди, надежны, не повернут назад?
Оксана. Очень надежные! Пока с ними кобзарь Остап, да солдат Ефрем Иванович, да наш Охрим-кузпец, будут идти без страха!
Гулак. Не оставим их в беде! (Вдруг.) Как вас зовут?
Оксана. Оксана… Простите, Наталка…
Гулак. Нельзя забывать! И свою новую фамилию, и как хозяйского пса зовут.
Оксана. Балан, кажется.
Гулак. Нужно — без "кажется"! Идемте в сторону, сюда идут. (Отходят в сторону.)
Карпо (снова начинает раздувать пустой самовар). Что-то у меня поджилки трясутся! Три человека идут.
Один офицер. Вот, брат, влип! Помяни господи царя Давида и всю кротость его!
Подходит молодой подпоручик Кушин, студент-болгарин Димитр и бывший студент-поляк Адам. Последние двое в романтических плащах, гражданских фуражках.
Кушин (откашливается, многозначительно поглядывая на Димитра и Адама). Вот мы и на месте. Кажется, не опоздали.
Адам (закрывает плащом подбородок). Он ждет условного знака!
Карпо (прекращает дуть). Это моего занято, господа хорошие!
Кушин (подкручивает усы). Дуешь?
Карпо. Ду… дую…
Кушин (подкручивает второй ус). А дыма нет?
Карпо. Нет дыма без огня?
Кушин. Как по нотам.
Карпо. Проходите вон туда, за деревья, громко не разговаривайте и не торчите на открытом месте.
Кушин. Это, голубчик, бывший студент университета Адам.
Карно. Хорошо, хорошо… Я не из любопытных.
Кушин. Это, к вашему сведению, — тоже студент, с Балкан.
Карпо. Незачем мне все это знать!
Кушин. Я всегда стою за необходимость более широкого привлечения лучших людей к восстанию.
Карпо. Тише.
Кушин. Декабристы полагались на офицерство) Нонсенс, господа. Мы будем умнее. Республика не терпит дискриминации. Вы слыхали о кружке Петрашевского в Петербурге? Это совсем другое.
Карпо. Христом-ботом молю вас, замолчите!
Адам. Пан служка прав, идемте.
Димитр. Неуместное слово тяжелее камня.
Все трое выходят, Карпо снова возится у самовара.
Карно (прилаживает сапог). Снова идет троица. Не могут по одному!
Кваша-Кашенко(отодвигает рукой заграждение). Вы ведете нечестную игру… Я ничего не вижу и не слышу!
Карпо (подбегает с сапогом в руке). Вы с ума сошли, пане! Еще только собираются! Если хоть раз пошевелитесь — будет вам конец! Я удеру, а вы как себе знаете… (Поправляет укрытие, чтобы не было щелочки.) Сидите и ждите!
Подходят трое: Шевченко в дорожной одежде, человек в сапогах, человек в кожаных лаптях.
Шевченко. Самовар стоит, а никто не дует.
Карпо (подбегает). Я дую!
Шевченко.
В книгу вошли два произведения выдающихся украинских советских писателей Юрия Яновского (1902–1954) и Михайла Стельмаха (1912–1983). Роман «Всадники» посвящен событиям гражданской войны на Украине. В удостоенном Ленинской премии романе «Кровь людская — не водица» отражены сложные жизненные процессы украинской деревни в 20-е годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пострадав в результате несчастного случая, богатый аристократ Филипп нанимает в помощники человека, который менее всего подходит для этой работы, — молодого жителя предместья, Абделя, только что освободившегося из тюрьмы. Несмотря на то, что Филипп прикован к инвалидному креслу, Абделю удается привнести в размеренную жизнь аристократа дух приключений. По книге снят фильм, Intouchables, который в российском прокате шел под названием 1+1. Переведено для группы: http://vk.com/world_of_different books на http://notabenoid.com/book/49010/.
Ясмина Реза родилась 1 мая 1959 года. Училась в Париже и в университете г. Нантерра (отделение театра). Как актриса играла в пьесах Мольера, Саша Гитри и многих современных авторов. За первую пьесу «Разговоры после погребения» (1987) получила несколько драматургических премий, в том числе премию Мольера. Автор пьес: «Разговоры после погребения» «Путешествие через зиму» (1989) «Искусство» (1994) «Человек случая»(1995). Пьеса «ART» получила: премию Мольера, премию «Ивнинг Стандард» за лучшую комедию 1996 года, премию Лоренса Оливье 1997 года, премию критиков за лучшую пьесу, премию «Тони» и др.
Авторская мифология коня, сводящая идею войны до абсурда, воплощена в «феерию-макабр», которая балансирует на грани между Брехтом и Бекеттом.
Со времени атомной бомбардировки минуло три года, а в сердце Мицуэ по-прежнему живы образы отца, друзей, многих других людей, погибших 6 августа 45-го. Как жить без них дальше? Имеет ли она право на семейное счастье? Мицуэ снова и снова задает себе эти вопросы, когда получает предложение руки и сердца от застенчивого молодого человека, который часто бывает в библиотеке, где она работает. Преодолеть душевную коллизию дочери помогает погибший отец. Его душа навещает Мицуэ и убеждает ее, что жизнь продолжается и она обязательно должна быть счастлива.По этой пьесе снят фильм «Face of Jizo» /Лик Дзидзо/Когда живёшь с отцом (2004)
Пьеса в пяти картинах (сценическая версия одноименного фильма Билли Уайлдера) о трагедии забытых «звёзд» Голливуда.
«Политический театр» Э.Елинек острием своим направлен против заполонившей мир индустрии увеселения, развлечения и отвлечения от насущных проблем, против подмены реальности, нередко весьма неприглядной, действительностью виртуальной, приглаженной и подслащенной. Писательница культивирует искусство эпатажа, протеста, бунта, «искусство поиска и вопрошания», своего рода авангардистскую шоковую терапию. В этом своем качестве она раз за разом наталкивается на резкое, доходящее до поношений и оскорблений противодействие не только публики, но и критики.