Якутскіе Разсказы. - [32]

––––

Раньше другихъ стали заходить въ этотъ край два брата-якута, ловкіе, смѣлые, богатыри не люди, никого не слушающіеся, никому не подчиняющіеся господа. Край этотъ въ старину былъ богатый; соболя было, точно бѣлки, рыбы многое-множество. Достаточно было пустить стрѣлу въ озеро, чтобы она выплыла съ рыбой. Жили здѣсь кочевали густо ламуты 27). И свѣтились ночью ихъ огни, многочисленные точно звѣзды на небѣ, а бѣлая чайка, пролетая съ юга къ морю надъ дымами ихъ костровъ, чернѣла отъ копоти до черноты. Ламуты были простые, ламуты были глупые. Братья обижали ихъ, отымали добычу — пушное, портили ловушки. Надоѣло ламутамъ. «Неужели не убьемъ чужеземцевъ», — сказали. Узнали объ этомъ братья и ушли. Шли они, бѣжали безъ отдыха, безъ устали, пока очутились далеко. «Сонъ подкрѣпитъ силу ослабѣвшихъ жилъ: уснемъ!» сказалъ младшій. Уснули. Вдругъ среди сна слышитъ старшій братъ человѣческій голосъ. Открылъ глаза, не двигаясь. На вершинѣ дерева напротивъ сидитъ ламутъ: лукъ натянулъ, стрѣлу на него направилъ, кричитъ: «здравствуй». Ударомъ пяткой въ бокъ разбудилъ младшаго брата и оба вдругъ встали на ноги. Смотрятъ — всюду люди. Люди кругомъ, люди въ дали, люди на деревьяхъ. Уперлись братья въ землю древками «пальмъ» и прыгнули-полетѣли выше деревьевъ, выше людей. Убѣжали. Ламуты гнались за ними, выпуская стрѣлы. Братья бѣжали быстрѣе стрѣлъ; острыя чуть касались ихъ платьевъ, падая безсильно. Ламуты не отставали. Впереди была рѣка, они знали это и надѣялись. Добѣжавши до рѣки, братья съ разбѣгу бросились на тотъ берегъ. Старшій перескочилъ, у младшаго поскользнулась нога и онъ полетѣлъ внизъ съ крутого обрыва. Видитъ старшій, нѣтъ у боку его брата, обернулся, смотритъ: тотъ лежитъ внизу убитый.

— Другъ!!.. Спустя три года принесу тебѣ подарокъ: впереди будутъ гнать — позади будутъ вести! — закричалъ брату и исчезъ.

Возвратившись домой разсказалъ, что случилось. Собрались родичи, сдѣлали совѣтъ, рѣшили просить помощи у русскихъ. Разсказали имъ, какую землю нашли, какихъ людей видѣли, неплатящихъ дани — богатыхъ. Собрали войско, снарядились, вооружились и пошли на сѣверъ. Есть утесъ, отсюда 28) пять (верстъ пятьдесятъ) «кесь». Внизу большое озеро; мѣсто это называется Хаирдахъ. Теперь утесъ этотъ красный, когда-то былъ сѣрый. На вершинѣ этого утеса жили ламуты. Густо тамъ стояли ихъ палатки въ лѣтнее время. Русскіе и якуты остановились на берегу озера, какъ разъ напротивъ; построили большой плотъ; посерединѣ поставили бѣлую палатку и привязали бѣлаго коня. Пушки и оружіе спрятали. Поплыли прямо къ стойбищамъ ламутовъ. Выскочили ламуты изъ своихъ жилищъ, столпились; видятъ: диковинное бѣлое животное, бѣлый невиданный домъ. Протираютъ глаза, поглаживаютъ уши, собрались въ кучу у самаго берега. Вдругъ грянули русскіе изъ пушки и добавили съ ружьи. Ламуты не знали огненнаго оружья, — разстерялись: не знаютъ бѣжать-ли, не знаютъ стоять-ли. Много ихъ перебили русскіе. Мало осталось. Остался одинъ воинъ, совсѣмъ молодой юноша. Тотъ бросился домой за оружьемъ. Кричитъ на мать: «Давай оружье!.. Сегодня мой или ихъ день! Конецъ наступаетъ!.. Одно яйцо гдѣ не гніетъ!..» (Бюгюнь кюнгя битеръ минъ битеръ киниляръ уруку булуохтера! Биръ сымытъ хана сытыйбатъ?!). Схватилъ котелъ съ водою, висѣвшій на крюкѣ надъ каминомъ (хохо) и началъ пить. Не замѣчаетъ, что вода у него выливается наружу сквозь рану: бокъ у него былъ вырванъ совершенно, такъ что видно было трепетавшее въ груди сердце. Старуха-мать схватила ножъ и ударила въ это сердце. «Чѣмъ русскимъ убить моего ребенка, лучше я сама его убью!» (Нуччэ огото ёлёрёгюнъ керетя бэемъ ёлёрёмъ!) закричала. Сердце вывалилось и запрыгало по полу; юноша еще успѣлъ за двери выскочить… Такіе бывали раньше богатыри. Много убили тогда на томъ мѣстѣ людей, охъ много!.. Убивали стариковъ, убивали дѣтей, только молодыхъ женщинъ оставляли живыми и увели съ собою. Земля, напитавшись кровью, стада красной съ тѣхъ поръ и осталась навсегда.

Урочище Андылахъ Колымскій Улусъ.

1883 года.

3. Великаны Ледовитаго моря.

Народовъ много. Сосчитанныхъ много, а не сосчитанныхъ еще больше. Есть люди черные, бѣлые, желтые, красные, точно красная иди желтая мѣдь. Есть такіе дикіе, что не могутъ выносить человѣческаго взгляда; есть клыкастые, есть хвостатые… Есть маленькіе, не больше трехлѣтняго ребенка, и есть большіе, неимовѣрно большіе… Сказываютъ, что надъ Ледовитымъ моремъ четыре года тому назадъ нашли человѣческую голову въ тридцать фунтовъ вѣсомъ… А то, говорятъ, есть тамъ котелъ (алгый) пять верстъ въ окружность имѣющій… Въ отливъ его видно изъ воды, а приливъ его затопляетъ. Немаленькіе должно быть были люди, что въ немъ пищу варили. Случалось видывали и самихъ людей. Вотъ что слышалъ я въ дѣтствѣ, разсказывали старики:

Давно, хотя не слишкомъ давно, когда городъ Якутскъ только что построили, ушелъ оттуда на низъ (Лены) русскій Бродяга 29). Онъ жилъ — кормился надъ моремъ промышляя. Тамъ у него было три избушки, гдѣ онъ, кочуя, останавливался. Разъ пріѣхалъ онъ въ одну избушку и, привязавши собакъ, ушелъ рубить сушникъ для топки. Вдругъ слышитъ — собака тявкнула. Испугался, такъ какъ кромѣ него, туда еще никто не заходилъ. Пошелъ на голосъ узнавать. Пошелъ на лыжахъ. Шелъ, шелъ — ничего не замѣчая, только вдали будто мелькнуло что-то черное, только впереди рѣялъ дымокъ, похожій на паръ собачьяго дыханія. Долго онъ зря шелъ, пока напалъ на слѣды собаки, до того громадные, что онъ ихъ не призналъ въ началѣ. Тутъ же по близости виднѣлись слѣды человѣка, цѣлый аршинъ длиною и свѣжій слѣдъ волка. Удивился Бродяга и захотѣлось ему непремѣнно узнать, что это были за люди и животныя, такія огромныя и такъ быстро исчезнувшіе. Долго онъ ихъ отыскивалъ, но, не найдя, усталый возвратился домой. Подходитъ и видитъ — передъ его избой стоятъ сани, запряженные четырьмя собаками, величиною съ жеребенка; на саняхъ лежатъ четыре убитыхъ волка. Человѣка нѣтъ. Открылъ двери: у порога торчатъ ступни человѣческія, въ углу противъ огня, навалясь тѣломъ на стѣнку, пятками упершись въ двери, полу-лежитъ, полу-сидитъ великанъ. Бородатую рожу къ нему повернулъ и глядитъ на него, молча, громадными глазами. Въ комелькѣ горитъ огонь, на огнѣ стоитъ котелъ — и въ немъ варится мясо. Досадно стало Бродягѣ, онъ испугался, выскочилъ, раздумываетъ, какъ быть… Мужикъ онъ былъ сильный и смѣлый, оружье у него было хорошее, но оружью онъ не довѣрялъ. Пошелъ въ лѣсъ выломалъ дубину и опять вошелъ въ избу. Тутъ онъ съ размаху ударилъ дубиною пришельца по головѣ, тотъ не моргнулъ даже и, какъ смотрѣлъ раньше на него, такъ и смотритъ. Бродяга ударилъ его второй разъ еще крѣпче, ударилъ третій — и только, когда еще разъ замахнулся, пришелецъ заговорилъ по-русски: