Вся проза в одном томе - [214]

Тренодия Виктора была квинтэссенцией жизни Виктора, которая оборвалась, едва начавшись — и Виктор, сам того не ведая, заложил это в форме своей композиции. Ивану же, дабы создать квинтэссенцию своей жизни, оставалось лишь в точности повторить то, что уже было сделано Виктором — и продолжить его творение, дав новое развитие и новый исход. Виктор, пережив смерть Тани, сломался и выразил в своей Тренодии свой внутренний перелом. Теперь Иван был вынужден пережить точно такую же травму. И, дабы не повторить дальнейшую судьбу Виктора после этой травмы, Ивану оставалось лишь собрать в себе все силы самообладания, которые в нём были, чтобы продержаться эти последние часы и не сломаться. Это была его обязанность по отношению к искусству. Это был единственный возможный способ доказать самому себе и всему миру, что существование его осмысленно, даже при том, что он — продукт интеллектуального труда двух сумасшедших учёных. Доказать, что, каким бы путём он ни появился на свет — это было не зря. И он — не просто результат эксперимента, подопытный кролик, созданный руками генетиков, а в первую очередь — человек, который сам способен творить.

Иван вынужден был смириться со своей похожестью на Виктора и не пытаться выбраться из неё, ибо это бесполезно — он никуда уже не денется от того факта, что является клоном Виктора. Но вместо того, чтобы плакать по поводу этого факта — можно было играть с ним, иронизировать по поводу него, лепить из него свой стиль и складывать на его основе свою творческую индивидуальность — и именно так и только так можно было его победить. Был лишь один способ вырваться из трагичности этой ситуации: нужно было почувствовать себя выше неё, глядеть на неё свысока, насмехаться над ней.

Отключив телефоны, они полностью разорвали связь с внешним миром. И этот последний вечер, эту последнюю ночь посвятили только друг другу. Они наслаждались каждой секундой своей любви. И чем сильнее он привязывался к ней — тем больнее ему было понимать, что через считанные минуты он её потеряет. И он ещё больше старался привязаться к ней, чтобы было ещё сладостнее — но при этом ещё больнее. А какой-то второй Иван, который смотрел на первого со стороны, преобразовывал все его чувства в творческую энергию. Ситуация, породившая аналогичное сочинение Виктора — теперь готова была сослужить такую же службу его клону. Ситуация, которая Виктору была дана судьбой — Иваном конструировалась заведомо. Он нарочно создавал её вокруг себя, стараясь сделать максимально похожей на то, что рассказывал Виктор — чтобы получить от неё максимум творческого вдохновения и написать шедевр.

Кому-то может показаться в высшей степени циничным пользоваться смертью любимой девушки для каких-то художественных целей. Не представляю, как отнеслась бы к этому Марина, если б узнала. Но ведь Иван ничего не мог поделать с тем, что этой ночью её не станет. Это сверхъестественное знание будущего казалось плодом больного воображения шарлатана-экстрасенса. Но это было горькой правдой. Конечно, невозможно передать словами ту боль, которую причиняла эта правда Ивану. Но он мог бы жить с этой болью, терпеть, страдать — но предпочёл выразить её в музыке и тем самым сделать достоянием искусства. Он мог занять слабую и пассивную позицию несчастного страдальца — но выбрал сильную и активную позицию творца, который может сотворить шедевр из чего угодно, даже из того, что кажется святым и неприкосновенным. А ведь именно из самого святого и неприкосновенного создаются величайшие на свете шедевры.

Каждое её касание, каждый взгляд, каждый жест, каждый изгиб, каждая клеточка её дивного тела имели для него двойной смысл: приносили одновременно сладостное счастье и невыносимую боль от осознания того, что совсем скоро он всего этого больше не увидит. А какой-то другой Иван, который смотрел на первого со стороны, переводил всю эту противоречивость на язык музыки. А первый, словно мазохист, всё больше мучил себя, чтобы подкинуть второму побольше материала. Но только так — через терпение, через мастерство управления этой болью и этим страхом — он мог ощутить осмысленность не только своего существования, но и короткой жизни Марины. И тех безумных, не укладывающихся в голове, не поддающихся человеческому разумению перипетий судьбы, невольными жертвами которых им обоим пришлось стать.

Вырваться из замкнутого круга подчинения сложившимся обстоятельствам можно было лишь через мучительно-трудные, невыносимо болезненные попытки контролировать эти обстоятельства и быть выше них. Казалось бы, это невозможно, это выше человеческих сил. Но Иван нашёл в себе силы. Он смог противостоять даже такой испепеляющей боли и такому удушающему страху, сделав из них музыкальный стиль. Только так он оказывался выше обстоятельств, в кои был загнан против своей воли и не по своей вине. Только так становился самостоятельной личностью, будучи клоном другой личности. Он не мог покончить с собой — это уже сделал Виктор. И повторять за ним — значило снова и снова утверждать свою ущербность, безличность, искусственность. А вот будучи Виктором, при этом не быть им; переживая то, что он пережил, не сломаться — это было поистине трудно.