Вся проза в одном томе - [210]

В ту ночь он не мог уснуть. И весь следующий день не мог думать ни о ком и ни о чём, кроме неё. Словно амнезия стёрла его память до вчерашнего концерта и оставила лишь фантастический манящий взгляд её небольших, но таких выразительных ясно-голубых глаз. Они столь недвусмысленно говорили о взаимности его интереса, но рассудок не уставал твердить, что это невозможно, что ему показалось, что он совсем не знает её, что это пройдёт. Иван не отличался робостью с девушками, но не мог ухаживать за ней, как за любой другой. Нужно было нечто особое, из ряда вон выходящий жест, чтобы выразить всю полноту и глубину чувства, что постигло его и буквально перевернуло его сознание.

Наконец он набрался смелости и позвонил ей.

— Алё? — послышался в трубке её нежный, звонкий, немного детский голосок.

Внутри у Ивана всё трепетало настолько, что он не мог дышать. Он покрылся по́том, и трубка задрожала у него в руке.

— Алё? — более настойчиво повторила она, а он не знал, что сказать, не мог вымолвить ни слова.

И вдруг он услышал нечто такое, что развязало ему руки.

— Иван?

Каким-то непонятным образом она догадалась, что это он. И словно чем-то тяжёлым огрело по голове: «Дурак! Ну что же ты молчишь!»

— Марина? — произнёс он не своим голосом, не понимая, откуда в нём взялось столько смелости. — Если ты свободна сейчас, я хотел бы пригласить тебя со мной поужинать, — произнёс он медленно, но решительно, почему-то с полной уверенностью, что она согласится.

И она согласилась. И это внезапное «ты» казалось обоим естественным и само собой разумеющимся.

— Ты обещал рассказать мне историю Тренодии, — напомнила Марина за ужином.

— Виктор очень любил одну девушку. Звали её Таня Лоскутова. Тебе знакомо это имя?

— Нет, никогда не слышала.

— Они встречались около месяца. А потом… В общем, у неё был врождённый порок сердца. Она не знала об этом, и он не знал. Однажды утром он проснулся с ней рядом, а она…

— Боже, какой кошмар! — воскликнула впечатлительная Марина.

— После этого он написал Тренодию. Всего за несколько дней. Пришёл на похороны с готовой рукописью и передал Таниному отцу.

— И что же дальше?

— А дальше Виктор пытался найти его, но не смог. Рукопись бесследно исчезла, и Виктор ничего не знал о ней, пока ты не прислала ему письмо.

— К сожалению, нам это ничего не даёт.

— Есть лишь один способ выяснить: спросить у твоего отца.

— Мне бы очень этого не хотелось. Он расстроится, если узнает, что я залезла в тот ящик.

— В таком случае, нам придётся смириться с тем, что мы никогда ничего не узнаем.

Но Марина не готова была мириться. Когда она поняла, что другого выхода нет, решено было на следующее утро поехать вместе к её родителям.

Жили они далеко, в Шлиссельбурге. Иван и Марина больше часа ехали на автобусе. Марина предупредила об их визите, но её родители почему-то странно на него посмотрели. Они словно увидели привидение.

— Здравствуйте! — поприветствовал их гость. — Иван Шабунин.

— Юрий Антонович, — в свою очередь представился отец. — Моя супруга — Галина Матвеевна. Проходите, присаживайтесь.

Они были довольно старыми. Трудно было поверить, что у них столь юная дочь. Они походили скорее на её дедушку с бабушкой. Квартира их была маленькая и скромная. Все расселись. Ивана продолжал смущать загадочный, неотрывный взгляд на него хозяев — будто к ним явился чекист, чтобы вести их на расстрел.

— Папа, нам очень нужно поговорить с тобой, — начала Марина. — Для начала я должна перед тобой извиниться. После ремонта в твоём ящике сзади образовалась щель. И я увидела там рукопись. Она торчала наружу, и я не могла удержаться. Пожалуйста, не злись на меня.

— Что ты, ничего страшного! — ответил Юрий Антонович, продолжая пристально глядеть на Ивана, будто с его приходом всё потеряло значение.

— Поверь, я больше не лазила в тот ящик и ничего не брала. Но та рукопись… Когда я поняла, что это за музыка, я решила отправить её Виктору Челестинскому, и в результате…

— Юрий Антонович, — перебил её Иван. — Мы пришли сюда, потому что нам очень важно знать: как эта рукопись попала к Вам?

— Так Вы ничего не знаете? — произнёс Латышев так, будто от этого зависела его жизнь. — Понимаете ли, я… Как бы Вам сказать… Я и сам не помню, откуда взял эту рукопись.

— Но ведь как-то она попала к Вам?

— Да, попала, конечно, но… я… знаете… — Латышев словно придумывал на ходу. — Я нашёл эти ноты. Да. Я нашёл их случайно в портфеле, который кто-то выбросил.

— Вы видите, мы небогато живём, — впервые заговорила Галина Матвеевна каким-то надрывным, испуганным голосом. — Особенно тогда, двадцать лет назад, когда Мариша только родилась.

— Да, я нашёл в мусоре тот портфель. Он был хороший и совсем не старый. Я решил взять его, потому что мне нужен был новый портфель, а денег не было. И я… в общем…

— Там и были те ноты, — снова помогла мужу Галина Матвеевна. — Наверное, тот портфель выбросил кто-то, у кого они были раньше.

— То есть Лоскутов, — сказал Иван. — Очень странно, что он их выбросил.

— Даже обидно, — добавила Марина, — что так банально всё объясняется.

— Решил избавиться от того, что напоминало о смерти дочери, — предположил Иван.