Встреча [= Свидание] - [9]

Мари поморщилась.

— Дурацкий конец, — сказала она. — Некоторые сюжетные ходы удачны, но у тебя не получилось по-умному их проработать. Помимо прочего, совсем не вышло создать живых симпатичных персонажей. Когда в конце герой умирает, слушателей это абсолютно не трогает.

— Когда герой наш пал на поле брани, скажи, ты пала духом? — спросил шутливо я.

На этот раз мне удалось, во всяком случае, добиться прелестной улыбки в ответ на мой требовательный тон учителя словесности. Ответ она выдержала в той же пародийной манере:

— Когда же вы поведали, мой друг, о том, как на балу впервые они увиделись и как любовь меж ними вспыхнула, я, право, восхитилась рассказом вашим. Ужин завершив, мой брат и я, мы горько пожалели, что повесть столь короткая была, однако мы тотчас почувствовали ваше нетерпенье. — Далее стиль переменился: — Я хочу выучиться на героиню романа. Хорошая профессия, и можно будет жить в прошедшем историческом. Правда, так гораздо красивее?

— Я не наелся, — неожиданно прервал нас ее брат. — Теперь я хочу пиццу.

Видимо, он пошутил, потому что оба хохочут. Почему — непонятно. Вероятно — это их особый юмор. Следует очень долгое молчание, которое представляется мне дырой во времени или пустой страницей между двумя главами. Из чего заключаю, что должно произойти что-то новенькое. Жду.

Мои юные товарищи, вроде, тоже ждут. Мари берет нож с вилкой и развлекается тем, что пытается удержать их на весу, приставив кончиками друг к другу; затем она кладет их крест-накрест посреди стола. Она настолько всерьез поглощена невинной забавой, так скрупулезно что-то рассчитывает, что мне видятся в ее опытах некие кабалистические знаки.

К сожалению, я не умею толковать эти фигуры. А может, никакого особого значения в них вовсе нет. Как свойственно детям и поэтам, Мари любит играть со смыслом и бессмыслицей. Соорудив свою конструкцию, она сама себе улыбается, а Жан допивает содержимое стакана. Оба молчат. Чего же они ждут?

Молчание нарушает мальчик:

— Ничего не бойтесь, — говорит он мне. — Пиццу мы придумали, чтобы вас позлить. В этом кафе уже несколько месяцев, кроме горячих бутербродов, ничего не подают. Вы спрашивали, чего мы ждем, так ведь? Просто рано было еще уходить, вот и все. А теперь пора.

Подобно сестре, он изъясняется, как взрослый. К тому же он называет меня на «вы». С того момента, как я увидел его впервые, прошло больше часа, но он ни разу еще не произносил столько слов в один прием. Теперь мне стало понятно, почему он так упорно молчал.

Просто у него ломается голос, и он боится, что над его визгливыми, неожиданно срывающимися посреди фразы интонациями будут смеяться. Может быть, поэтому они с сестрой хохотали: в слове «пицца» есть сочетания звуков, которые могут повредить его голосовые связки.

Мари, наконец, изложила мне дальнейшую программу действий: она вынуждена вернуться домой (куда именно?), чтобы доделать уроки (по вранью?), а ее брат отведет меня на тайное собрание, где я получу точные инструкции. Я, со своей стороны, не должен знать, где состоится встреча. Меня замаскируют под слепого и наденут черные очки с непрозрачными стеклами.

Меры предосторожности и всяческие тайны вокруг деятельности подпольной организации становятся все более экстравагантными. Я убежден, что в этом большая доля игры, но, в любом случае, решаю довести эксперимент до конца. Нетрудно догадаться почему.

Делаю вид, что ничуть не удивлен, можно сказать, чудесному появлению предметов, необходимых для моего переодевания: вышеупомянутых очков и белой трости. Жан невозмутимо отправился в угол зала, там они и лежали — как раз неподалеку от того места, где мы ели.

Очевидно, дети выбрали именно этот неудобный и плохо освещенный стол из-за непосредственной близости к тайнику. Но кто положил туда эти атрибуты? Жан, Мари или студентка в красном пиджаке?

Последняя, вероятно, наблюдала за мной с того момента, как я вышел из мастерской с манекенами, где Джинн наняла меня на работу, и, скорее всего, сразу прихватила с собой трость и очки. Она не выпускала меня из виду, пока я не вошел в бистро, и через несколько минут последовала за мной. Видимо, она положила эти предметы в угол еще до того, как сесть за соседний столик.

Однако странно, я совершенно не заметил, как студентка ходила туда-сюда. Когда я ее обнаружил, она уже сидела рядом и спокойно читала толстую книгу по анатомии. Но в тот момент я упивался неясными радужными любовными фантазиями, явно вредившими моему ощущению реальности.

Еще больше меня тревожил другой вопрос. С одной стороны, я сам захотел выпить кофе в этом бистро, а лже-студентка только шла за мной. С таким же успехом я мог выбрать любое другое заведение на проспекте (или вообще не пить кофе). Тогда каким образом, при этих условиях, сообщница детей предупредила их о том месте, где они должны были взять трость и очки?

С другой стороны, придя в кафе, Мари заговорила с официантом так, будто была давно с ним знакома. А Жан знал, какие именно блюда, указанные в не очень достоверном меню, вывешенном над баром, можно было реально заказать. Наконец, они утверждали, что их мать должна была скоро прийти, чтобы оплатить счет, хотя я был вполне способен выложить такую скромную сумму. Официант со всем соглашался. Он полностью доверяет детям, а те ведут себя как завсегдатаи.