Встреча [= Свидание] - [11]

— Нам туда, пожалуйста.

Одновременно слышу легкий шорох бумаги. Вместо того, чтобы сказать, куда мы хотим ехать, Жан, вероятно, протягивает водителю листок бумаги, где уже написан адрес (спрашивается, кем?). Из-за этой уловки указанное направление остается для меня неизвестным. Поскольку таким приемом пользуется ребенок, шофер не удивляется.

А если это не такси?

Глава пятая

В машине я снова задумался об абсурдности происходящего со мной. Никак не удавалось принять решение положить этому конец. Это внутреннее сопротивление мне самому казалось удивительным. Я и корил себя, и испытывал удовольствие. Интерес к Джинн — вряд ли единственная тому причина. Наверняка тут замешано любопытство. Или что-нибудь еще?

Я чувствовал себя втянутым в череду каких-то приключений и встреч, где игра случая как будто бы не при чем. Только я не улавливал их глубинной причинной зависимости. Бесконечные тайны напомнили мне погоню за сокровищами: одна загадка за другой и подсказка в самом конце. А сокровище — Джинн!

Интересно, что за работу потребует от меня эта организация. Почему со мной боятся говорить открыто? Неужели сие занятие настолько неблаговидно? И что за хождения вокруг да около? Почему зажимают мою инициативу?

Все же полагаю, что не вечно буду пребывать в неведении; скорее всего, я должен был пройти начальный проверочный этап. Моя склонность к романтике преображала погоню за сокровищами в путешествие-инициацию.

Недавнее превращение в классического слепого с ребенком поводырем несомненно было устроено для того, чтобы вызвать сочувствие у окружающих и усыпить их бдительность. Однако такой официально предложенный способ скрыться в толпе представлялся мне весьма сомнительным.

Помимо прочего, меня постоянно мучили вопросы: куда мы направлялись? По каким улицам и бульварам ехали? Что за окраины проезжали? Что должно было предстать перед нами? Какая новая тайна? И долог ли к ней путь?

Почему-то особенно тревожило последнее обстоятельство — длительность нашей поездки. Может быть, Жану было вменено в обязанность мне об этом сообщить? На всякий случай, я его спросил. Он ответил, что сам ничего не знает, и это выглядело еще более странным (в той мере, в какой я мог доверять его словам).

Водитель, услышав наш разговор, вмешался, чтобы меня успокоить:

— Не волнуйтесь. Скоро приедем.

В этих двух фразах, уж не знаю почему, мне почудилась неясная угроза. Впрочем, ничего особенного они не означали. Я прислушался к уличному шуму, но не смог определить по нему, через какой квартал мы проезжали. Разве что машин стало меньше.

Потом Жан предложил мятные леденцы. Я ответил, что от одного не отказался бы. Из вежливости. Тогда он коснулся моей левой руки и сказал:

— Держите. Дайте вашу руку.

Я протянул открытую ладонь. Он вложил в нее наполовину растаявшую липкую карамель, какая всегда лежит в кармане у детей. У меня не было никакого желания ее сосать, но я не решался признаться в этом своему благодетелю — раз уж согласился, нечего отказываться.

Скрепя сердце я засунул ее в рот и сразу же почувствовал необычный вкус: пресный и горький одновременно. Мне очень захотелось выплюнуть ее, но я удержался, чтобы не обидеть мальчишку. Я его не видел и не мог определить, наблюдает он за мной или нет.

Тут я сделал поразительное открытие: слепой не может ничего сделать тайком! Несчастному все время кажется, что на него смотрят. Стремясь избавиться от неприятного ощущения, повинуясь непроизвольному рефлексу, я закрыл глаза, и без того спрятанные за черными очками.

Я наверняка поспал, во всяком случае, подремал. Правда, не знаю, сколько.

— Просыпайтесь, — услышал я мальчишеский голос, — приехали.

И он легонько меня потряс. Теперь понятно: мятная карамель со странным вкусом обладала наркотическим действием, потому что меня никогда в жизни не укачивало в машине. Вне всякого сомнения, мой приятель Жан усыпил меня согласно приказу. И теперь я даже не могу определить, как долго мы ехали.

Машина остановилась. Мой юный поводырь уже расплатился (если, конечно, это действительно было такси, что представляется маловероятным). Сдается, на сидении шофера больше никого нет. Я в смущении понимаю, что нахожусь уже в другом автомобиле.

Трудно снова собраться с мыслями. Я по-прежнему погружен в темноту, и мое пробуждение тягостно и неопределенно. Такое впечатление, будто сон продолжается, а в это время мне снится, что я просыпаюсь. Понятия не имею, который час.

— Скорей. У нас времени — в обрез.

Мой ангел-хранитель спешит и без обиняков заявляет об этом ломающимся голосом. Я с трудом вылезаю из машины и неловко встаю. В голове гудит как после попойки.

— А сейчас, — говорю я, — верни мне трость.

Мальчишка вкладывает ее в мою правую руку, берет меня за левую и поспешно куда-то тащит.

— Не так быстро. Ты меня уронишь.

— Если вы будете так ползти, мы опоздаем.

— Куда мы теперь идем?

— Не спрашивайте. Я не имею права вам говорить. И вообще, это место никак не называется.

Вокруг, по крайней мере, очень тихо. Рядом, вроде бы, никого нет. Не слышно ни голосов, ни каких-либо других звуков. Идем по гравию. Потом он кончается. Переступаем порог и входим в здание.