Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [83]

— Взять его! — приказал ротмистр.

Несколько казаков спешились, подбежали к хаджи.

В ту же минуту человек десять чеченцев, обнажив кинжалы, сгрудились вокруг ротмистра и оттерли его от остальных всадников.

— Нет у нас обычая оставлять в беде уважаемых старцев! — крикнул кто-то на родном языке.

— Аллах клянемся! Палец хаджи не тронь! Тронешь тебе кинжал резить будем! Кускам резить будем!

— Чечен не тронь!

— Вы что? В своем уме? — испуганно попятился ротмистр. — Зачем вы хотите погубить себя ради большевиков? Они уже никогда не вернутся к власти. Кабардинцы и грузины давно их прогнали, и вам пора!

— За наш народ не решай! — сурово сказал хаджи и сделал знак, чтобы офицера не трогали. — Не грози, не размахивай саблей. Прикажи лучше своим всадникам, чтобы заходили в наши дома с миром, отведали хлеба-соли, как велит обычай гостеприимства. Пусть отдохнут и согреются у очагов…

Ротмистр стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. На открытое столкновение он идти опасался: слишком мало всадников было в его отряде. Лучше уж как-нибудь уладить дело хитростью.

«Ладно. Уступим. Но посмотрим еще, чья возьмет, — мстительно подумал он. — Собственные локти будете у меня кусать!..»

— Хорошо, — сказал он вслух. — Мы принимаем приглашение! Старый хаджи попытался рассеять всякие подозрения: — Даже кровного врага, если он гость, мы охраняем и бережем, как собственный глаз. Пусть твои люди без страха идут в наши сакли.

Проследив за тем, чтобы карателей разместили в центре аула, поближе друг к другу, что, кстати, вполне устраивало и их командира, хаджи еще немного побродил по улицам, убедился, что за ним никто не следит, и только тогда направился до мой.

Сакля его стояла несколько на отшибе, почти у самой околицы, неподалеку от лесной опушки.

Хаджи, прежде чем войти, огляделся и трижды постучал в дверь. Открыли ему не сразу: пришлось повторить условленный стук.

У очага сидел Серго Орджоникидзе в одеянии горца и латал прохудившийся сапог. В углу сакли склонились за шитьем женщины: Зинаида Гавриловна, супруга Григория Константиновича, и Арусак, жена прославленного революционера Камо. Тут же, покачивая люльку с младенцем, стоял Бетал Калмыков и шутливо напевал:

— Спи, милая, не кричи, а то услышит нас генерал Деникин, узнает, где мы, и пришлет своих солдат…

— Уже узнал, — в тон Беталу сказал хаджи, запирая дверь на засов. — Белые здесь!

Калмыков потянулся к маузеру, лежавшему на подоконнике Женщины тихо ахнули.

Орджоникидзе бросил на хозяина быстрый взгляд. Коротко спросил:

— Где они? Сколько?

— Мало. Двадцать — больше не будет. Надежные люди увели их в свои сакли. До завтра ни один сюда не придет.

— Им известно, что мы в ауле?

— Я думаю, они знают, — старик сел возле Григория Константиновича, несколько минут молчал, глядя в огонь. Потом поднял глаза на Орджоникидзе. — Большевики — хорошие люди, Ерджикидз[39]. Правильные люди. И мы рады таким гостям. Живите у нас, сколько захотите. Но сейчас — опасно. Вам надо уйти, пока белые в ауле. Вас, комиссаров, знают в лицо. А за молодцов ваших не бойтесь — в обиду их не дадим. Когда уедете, их спрятать будет легче — имен их никто не знает, а переоденутся, — так те же чеченцы. Что есть у нас, то и у них будет. Накормим, напоим, как надо. И не подумай, Ерджикидз, что о себе тревожимся. Как вас спасти, думаем. Нужны вы еще будете горцам. Однако, если скажете: «Нет, никуда не пойдем!» — дело ваше. Как скажете, так и будет.

Старик хмурился. Нелегко было ему произнести эту заранее приготовленную речь, — какой же горец с легким сердцем откажет гостю от дома, даже если он принужден это сделать ради безопасности и благополучия самого гостя.

Не прими за обиду, Ерджикидз. И ты, Бетал… Все, что слышите сейчас от меня, говорят и мои односельчане, которые желают вам добра и удачи.

Хаджи повернулся к женщинам.

— А они пусть останутся. Трудно им будет в пути в такой мороз. Пусть живут с нами…

— Ты славный и добрый старик, — сказал Орджоникидзе, надевая сапог. — Но напрасно ведешь речь об обиде. Мы отлично понимаем сами, что положение серьезное. Надо уходить. Другого выхода нет. Оставаясь в ауле, мы в сущности будем лишены всякой возможности действовать. А сидеть сложа руки именно теперь Не имеем права…

— Значит, едем? — спросил Калмыков.

— И сегодня же ночью.

— В какую сторону пойдете? — спросил хаджи и, слегка смутившись, добавил. — Если нельзя сказать, не говори.

— Скорее всего по направлению к Куржину, — без колебаний ответил Серго.

— Дай аллах счастливой дороги. Не забывайте нас. И возвращайтесь скорее! Вся надежда, наша на вас!

— Вернемся, обязательно вернемся, старик. А ты, если будет случай, расскажи чеченцам, что, хоть и вынуждены мы сейчас скрываться, но борьба еще не окончена. И на Кавказе победит Советская власть! Пусть не сомневаются!

…Весь день в сакле старого чеченца шла подготовка к отъезду. Приходил Николай Федорович Гикало, которому Орджоникидзе вручил мандат о назначении его командиром всех групп и отрядов Красной Армии и партизан, скрывающихся в Кабарде и Балкарии, Осетии, Чечне и Дагестане. В задачу Гикало входило проследить за тем, чтобы эти группы и отряды до наступления благоприятного момента не обнаруживали себя, а выжидали и накапливали силы.