— Надо же, — повторяла Анна. — Надо же, встретились! Кто бы мог подумать! Николай, улыбаясь, пожимал плечами.
Перед этим они долго приглядывались друг к другу, потом Николай, не вытерпев, подошел и спросил: «Вы не такая ли?» — «Такая, — ответила она, — а вы откуда меня знаете?» — «А я вот такой, если вы такого помните, ведь столько лет прошло». — «Ой, — спохватилась она, — а я уж и узнала, спросила и сразу узнала, вы еще и ответить не успели, а я уж узнала». Она подала ему руку. «Надо же, — удивленно сказала она, — надо же, встретились, чего только не бывает на свете! Кто бы мог подумать!»
Зазвонил звонок, созывая людей в зал, но это был только первый звонок, и они, казалось, не услышали его.
«Вы все там же живете?» — спросил он. «Там же, — ответила она, — никуда и не трогалась, а теперь уж и трогаться поздно. А вы где?» — «А я вот там как с войны пришел, так и туда, уж больше двадцати лет прошло». — «Я и не знала, — сказала она, — в одной области живем, а я и не знала».
Звонок зазвонил во второй раз, и она, улыбаясь, оглянулась на зал. Теперь уже надо было идти. После перерыва свободных мест в зале стало больше, и они сели в последнем ряду, где можно поговорить. Сразу же опять начались выступления — это было областное совещание передовиков сельского хозяйства, на которое он приехал с одного конца области, а она с другого, и без него, без этого совещания, едва ли им пришлось бы встретиться.
Они стали слушать выступавшего, но слушать его было неинтересно, и они просто смотрели, как он говорит. Потом Николай не вытерпел и взглянул сбоку на Анну, на ее лицо, и она, чувствуя, что он на нее смотрит, обернулась к нему и улыбнулась настороженной, готовой в любое мгновение разгладиться на лице улыбкой, почти полуулыбкой.
— Бормочет, бормочет, а чего бормочет, непонятно, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
— Ага, — согласилась она. — Чего уж они не подыскали, кто голосом посильней. Вот наш председатель заговорит, так хочешь не хочешь, а будешь слушать — будто гром гремит.
Склонившись, они облегченно засмеялись.
— У вас все колхоз? — спросил он.
— Колхоз. Года три назад говорили, что совхоз сделают, а потом, видать, передумали — молчат.
— А ты где работаешь? — Он перешел на «ты».
— Дояркой. Давно уж, скоро пятнадцать лет исполнится.
В зале стало шумно, и выступавшего было почти не слышно. Председательствующий за столом президиума сморщился, взял колокольчик и зазвонил. Зал умолк и стал смотреть на председательствующего, на то, как он ставит на стол колокольчик, как, чувствуя на себе сотни глаз, говорит что-то своему соседу, что-то необязательное и первое попавшееся.
— Ты в гостинице остановилась? — спросил Николай.
— Нет, — оглядываясь на президиум, зашептала Анна. — У меня тут тетка живет, я у нее.
Он засмеялся.
— Да ты не бойся.
— Ругаются, — смущенно сказала Анна. — А ты где, в гостинице?
— Там.
Они помолчали, украдкой поглядывая друг на друга, потом Николай склонился к ней и предложил:
— Давай мы вот как сделаем. Сейчас кончится, давай пойдем ко мне.
— А зачем? — осторожно спросила она.
— Поговорим — как зачем? Столько лет не видались! Посидим, поговорим, чтоб никто не мешал.
— Не знаю.
— А чего тут знать?
— Не знаю, что и делать.
— Да ты какая-то дикая стала! — удивился он. — Как девчонка. Я помню, ты в молодости будто не трусливая была.
— Не подначивай, — сказала она. — Поеду, так и быть. Ты меня не съешь.
— Понятно, не съем.
В перерыве они оделись и вышли. На улице уже начинались скорые зимние сумерки, но было тепло, и оттепель эта, наступившая за те несколько часов, пока они сидели на совещании, казалась удивительной. Не верилось, что стоит декабрь, конец декабря, середина зимы. Люди туда и обратно шли одинаково не спеша, отдыхая от морозов и постоянной зимней спешки. При тусклом свете загорающихся в сумерках огней в воздухе висели редкие лохматые снежинки, оставшиеся после недавнего снега, но доставали ли они до земли, было не видно. Машины двигались почти бесшумно, и потому казалось, что они движутся медленно и осторожно.
Николай и Анна сели в автобус, можно сказать, не сели, а стали: свободных мест не было, и им пришлось стоять. Анна, пригибаясь, то и дело заглядывала в окно на мелькающую улицу — отсюда, из автобуса, она выглядела сверкающей и оживленной.
— Садись. — Николай легонько подтолкнул Анну к сиденью, с которого поднялась женщина.
— Да я постою, — стала отказываться она. — Ты говоришь, тут недалеко, можно и постоять.
— Садись, садись, не строй из себя молоденькую.
Она села и, обернувшись к нему, хохотнула:
— Ишь, кавалер!
— А что? — Он подмигнул ей. — Может, скажешь, что я в молодости был плохой кавалер?
— Не знаю, — хитро поглядывая на него снизу, сказала она.
— Ты-то должна помнить.
— Не помню.
Он не стал продолжать ее игру и сказал свое:
— Мы и теперь с тобой не старики.
— К тому дело идет — чего уж там! Мне через два года пятьдесят будет, отжила свое.
— А у меня все пятьдесят со мной, ни один не потерялся, и то не жалуюсь, — бодро сказал он. — Нам с тобой по пять раз еще можно жениться да замуж выходить.
— Ну уж. Ты скажешь.
— А что? Точно.
![Когда-то я скотину пас [сборник]](/storage/book-covers/00/009b5863e337e41bfffc4b5c7722378679d1bccb.jpg)
