Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [62]

Купе было узким и тесным. Даже маленький Ахриев испытывал неудобство, не говоря уже о рослом и грузном Палавандашвили, втиснувшемся в угол возле самого окна.

Ахриев шепнул:

— Отодвинься от окна!

— Ты что? Совсем душа, в пятки ушла? — попытался сострить грузин.

— Если по правде, то болтаться на виселице я не хочу Нахожу что занятие не из приятных!

В этот момент возле самых дверей купе раздался тот же окрик.

— Документы!

Загрохотали тяжелые солдатские сапоги. Трое друзей притих ли Палавандашвили отстранился от окна и осторожно задернул его шторкой.

— Документы!

— Ваше высокоблагородие, — послышался чей-то глухой голос возле самой двери в купе, — когда же, наконец, перевешаете вы всех этих христопродавцев-большевичков? Хоть поезда будут ходить по-божески…

Бетал вздрогнул, узнав голос проводника. «Продал, сволочь!» — мелькнуло мгновенное подозрение.

Он выхватил маузер, спрятанный под шинелью. Ахриев и Палавандашвили приготовили револьверы.

— Не беспокойся, — услышали они ответ. — Очень скоро, скорее, чем ты думаешь, братец, мы покончим с большевиками. И поезда будут ходить по-божески.

— Дай господь, ваше высокоблагородие, дай господь…

— Ни одной собаки в живых не оставим, — продолжал все тот же отрывистый, резкий голос, принадлежавший, по-видимому, человеку, который проверял документы у пассажиров.

— Надеемся, ваше высокоблагородие. Россия на вас полагается!

— Кто-нибудь выходил из этого вагона после Владикавказа, любезный?

— Многие выходили. И садились.

— Может, видел троих: один кабардинец с узкими глазами, лицом слегка на калмыка смахивает, другой невзрачный, худой. А третий — великан. Грузин. Не запомнил таких?

— Не видел, ваше высокоблагородие.

— Комиссары… — в голосе белогвардейца послышалось злобное сожаление. — Члены Терского Совнаркома…

— Если б видел, собственными руками предал бы их правосудию, ваше высокоблагородие, — подобострастно отвечал проводник. — Но такие в мой вагон не садились.

— Документы!

Сапоги зашаркали по проходу и удалились. Вскоре раздался пронзительный свисток паровоза, и поезд тронулся. После того как он отошел от станции версты две-три, проводник открыл кyne. И перекрестился.

— Слава богу! Пронесло, — так же хмуро, как прежде, сказал он.

Бетал бросился его обнимать.

— Не надо! Ну что уж… Разве ж я… Если не мы все… народ, значит, то кто же вас охранять будет?..

— Дай бог тебе счастья, — сказал Калмыков.

— Спасибо, генацвале, — добавил Палавандашвили.

— Если бы не вы… — начал Ахриев.

— В Котляревке тоже белые, — перебил проводник. — Вам туда нельзя.

— Знаем, спасибо.

— Перед Котляревкой поезд замедлит ход. Это специально для вас. Прыгайте. Я никого не видел, и вы меня не видели!..

Не доезжая до станции, поезд действительно замедлил ход. Покинув состав, они обошли Котляревскую стороной, потеряв несколько часов, и на полустанке Шардаково сели в поезд, следовавший в Нальчик.

По дороге, уже в Докшукино, выяснилось, что Нальчик тоже занят белопогонниками.

Стемнело. Маленький задорный паровозик с трудом тащил на подъем четыре старых разболтанных вагона. Ехали почти шагом, и прыгать здесь было уже легче, А плотный густой туман, поднявшийся из поймы реки и затянувший все вокруг сплошной серой пеленой, помог им добраться до города незамеченными.

Бетал был настроен на шутливый лад:

— Видите, аллах помогает большевикам: прячет от белогвардейцев. Туману напустил. А еще говорят, что бога нет…

— Опять шутишь, — озабоченно заметил Ахриев. — Как бы не заблудиться нам.

— Не заблудимся.

— Того и гляди — нарвемся на белых.

— Чем это они тебя напугали?

— Напугали не напугали; а следы их нагаек еще не зажили на моей спине, — зло сказал Ахриев.

Вскоре Калмыков и его спутники подошли к низенькому турлучному домику на окраине города. На стук вышла сгорбленная маленькая старушка.

— О! Бетал! Входи.

— Ягудан дома?

— Сейчас придет.

Трое мужчин вошли в комнату, разделись. В каморке, освещенной тусклой керосиновой лампой, было тепло — в печи потрескивали дрова.

Открылась дверь, и вошел хозяин, щупленький невысокого роста тат[31], одетый в старенькое пальто и сапоги. Поздоровавшись с гостями и сняв пальто, он сказал:

— Чежоков и Серебряков подозревают о вашем прибытии. А за твою голову, Бетал, обещана награда — десять тысяч рублей.

— Ого! Неплохо они меня оценили! Как считаешь, Ягудан?

— Мой дом пока вне подозрений, — сказал Ягудан. — Но все же, думаю я, вам лучше находиться в разных местах.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Калмыков. — Схватят одного из нас, — другой что-то сделает.

— Тогда ты. оставайся у меня, Бетал, — решил хозяин, — а друзей твоих я устрою у других товарищей.

Ахриев и Палавандашвили ушли с Ягуданом, а Бетал спустился в подвал, где уже не раз скрывался от белогвардейских ищеек. Там было сыро и темно, неприятно пахло сырыми шкурами и шерстью, сложенной под кроватью. Но выбирать не приходилось. Калмыков, не раздеваясь, лёг на кровать и укрылся шинелью.

Заснул он мгновенно.

* * *

На другой день, как было условлено еще во Владикавказе в подвале, где Калмыков провел ночь, стали собираться бывшие делегаты второго съезда народов Терека от Кабарды и Балкарии Новости, Принесенные ими, были неутешительны.