Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [37]

Старик некоторое время смотрел ему вслед. Покачал головой, пробормотал:

— Ох уж этот мне род Калмыковых! Трудные люди, нетерпеливые люди! Не сидится им спокойно на белом свете!..

Калмыков пересек глубокую балку, поросшую терновником и калиной, и шел уже по ущелью, когда к кошарам на взмыленных лошадях подскакали казаки. Предводительствовал отрядом Мудар Анзоров, хорошо знавший Бетала.

Не слезая с коня, Анзоров вплотную подъехал к Исмелу:

— Где этот собачий сын?

Ни один мускул на лице старика не выдал его волнения. Исмел спокойно ответил:

— Коли приехал, будь гостем, Мудар! Угощать тебя мы не станем, но уважим, несмотря на то, что начал ты беседу с недоброго слова. Приглашайте же, чабаны, дорогого гостя!

Масхуд и его подручный Касбот двинулись было вперед, но Анзоров хлестнул лошадь и поставил ее на дыбы.

— Не нуждаюсь в ваших приглашениях!..

— Нуждаешься или нет, я не знаю, а вот здороваться надо…

— Вам ли знать, что полагается, а что нет! — вскричал Анзоров. — Вы же забыли и законы и совесть!

Но Немела не так-то легко было вывести из равновесия и заставить изменить избранную им линию поведения. Сейчас нужно было оттянуть время, все остальное неважно.

— Хоть ты и не удостоил меня уголка твоего пышного стола в Нальчике, — по-прежнему сдержанно и вежливо говорил Исмел, понимая, что это бесит Мудара, — однако слезай с лошади и будь нашим гостем. Мы зла не держим.

— У вас находится сын Калмыковых! — уже спокойнее заявил Анзоров. — Выдайте мне его!

— Находился.

— Где он?..

— Уехал.

— Куда уехал?

Старик медленно обвел пристальным взглядом молчавших Масхуда и Касбота. У тех душа ушла в пятки: «А вдруг скажет?..»

— Куда уехал? Сказал, что в Нартсано[25]… Так он сказал, Масхуд?

Пастух пришел в себя и, поклонившись Мудару Анзорову, подтвердил:

— Так, господин. В Нартсано направился. Вечером вчера и уехал.

— Может, и немного пораньше… А зачем, Мудар, понадобился тебе сын Калмыковых? Клянусь, из-за этого парня не стал бы я загонять лошадей. Слезай же с коня, и пусть спешатся твои люди. Нельзя нарушать обычай.

Слова старика едва ли доходили в этот момент до Анзорова, взбешенного неудачей. Сжимая побелевшими пальцами нагайку, сложенную вдвое, он то приподнимал ею край каракулевой папахи, то снова надвигал на лоб, не зная, что предпринять. Гнедой его нетерпеливо рыл копытами землю возле самого входа в кошару.

— Ты здесь старший? — спросил наконец Мудар.

— Да, я.

— Тогда приезжай в Билимуко. Там и поговорим. Да забери с собой всех старших с соседних кошар. И помни — это приказ Клишбиева. Не придешь, будет худо!

Стегнув лошадь, он ускакал, увлекая за собой казаков.

Исмел пожал плечами.

— Свинью, нечистое животное, и ту пожалеть можно, а на таких, как этот, нету у меня жалости!

В долине Билимуко, куда Исмел вскоре явился с двумя-тремя старейшинами из других кошар, было многолюдно. Спешившись и держа коней в поводу, стояли казаки. Чуть поодаль от них — кабардинская знать. Исмел узнал Инала Хатакшокова, Жираслана Кармова, Агурбека Исламова и других. Перед ними, словно осужденные на казнь, — скотоводы и табунщики?

Опершись на свою большую чабанскую палку, впереди крестьян стоял Пшемахо Ирижев и от имени всего сельского общества вел разговор с господами.

Пшемахо Ирижев — коренастый горец невысокого роста с большой круглой головой и широким лбом — был одним из «подстрекателей» бунта, как считали власти, и одним из самых уважаемых людей среди крестьян окрестных селений. Одет он был в поношенную черкеску, из-под которой выглядывал такой же потертый бешмет. На голове — серая лохматая шапка, на ногах — серые ноговицы. И даже лицо его, сейчас суровое и решительное, казалось серым, похожим на выгоревшую от солнца, давно не видавшую дождей пашню.

— Уважаемые князья и уорки, — наставительным тоном говорил Пшемахо, видимо, надеясь устыдить слушавших его коннозаводчиков, — отбирая у нас Зольские и Нагорные пастбища, вы совершаете деяние незаконное и преступное. На любом коране можем поклясться, что вы поступаете с нами противно всем законам божеским и человеческим! Или неизвестно вам, что пастбища принадлежат всему обществу? Так имейте же сострадание к нашей участи… Подумайте не только о себе, но и о нас, грешных…

В это время на середину поляны с книгой корана в руках вышел мулла из Хасанби. Неизвестно, сделал он это по собственному почину или по чьему-то поручению.

— Мусульмане, преданные аллаху! — начал он, протягивая вперед коран. — То, что держу я перед вами, — плод великой мудрости аллаха! Так одумайтесь же перед лицом святыни! Если почитаете ислам, если чтите родителей ваших, то оставьте дерзкую затею, отступитесь от Зольских пастбищ… Взгляните, — он показал рукой на солдат. — Сила не на вашей стороне! Не вам нарушать царское повеление. Вас склоняют к бунту недоброжелатели ваши. Не слушайте этих обманщиков. Те, кто вас подговорил, позорно сбежали. Где Бетал Калмыков, может, знаете, а?..

Со всех сторон раздались негодующие возгласы:

— Тебе что за дело?

— Где был, там нету!

— Не лез бы лучше куда не надо!

Мулла пропустил реплики мимо ушей и, подняв толстый томик корана еще выше, продолжал свою проповедь: