Он поднимает взгляд и понимает: Ольгерд сидит с закрытыми глазами. Внутри него боли столько… не нужно никакое ведьмачье чутьё, чтобы её ощутить. Стоило ли вырывать его душу из лап О’Дима? Стоило ли обрекать на подобную жизнь? Эта мысль жирным шершнем жужжит прямо в затылке. Хочется отогнать её. А потом прикоснуться к плечу Ольгерда, сжать его и сказать, что он ошибается. Он не остался в мире совсем один.
— Ты сейчас просмотришь во мне дыру, — говорит Ольгерд и приходится резко отвести взгляд, почти вздрогнуть. Уставиться в камин, взяться за можжевеловую кружку с вином.
Кашлянуть. Сказать:
— Просто задумался.
И услышать негромкий смешок.
Подумать: может быть, всё не так уж плохо? Он ведь раньше не смеялся. Он ведь даже не улыбался раньше.
Боги, какая бестия шлёт ему эти абсурдные раздумья в башку?..
— О чём же?
— О шрамах твоих.
— Надо полагать, довольно скучные мысли, Геральт. Сочувствую.
Ольгерд не открывает глаз, замолкает.
Перебирает пальцами мех медвежьей шкуры, снова медленно погружается в свою бездну. Встал на самом её краю и раскинул руки, как огненный птах. Нужно лишь заставить его обернуться. Геральт это уже делал — в тот раз фон Эверек подарил ему свою карабелу, — значит, и теперь может получиться.
Тихо трещат поленья в камине.
— Ольгерд.
Он поднимает взгляд. Смотрит спокойно и тихо.
Геральт не дурак, он понимает, что будет дальше. Что однажды придёт сюда и увидит пустую комнату. Пустой дом и остывший камин. Может быть, Ольгерд черкнёт пару строк на прощание. Может быть, оставит на столе проклятую бутылку «Кастель Равелло» и две можжевеловых кружки, но его самого не будет. Здесь не останется ничего.
— Покажи мне свои шрамы.
И тогда, наверное, это место прекратит звать к себе. Наверное, тогда всё это закончится. Не будет вишнёвого дыма, синих глаз и запаха туссентского вина. Возможно, Геральт седлает Плотву и отправится в Туссент, чтобы сжечь дотла каждую проклятую винодельню.
Возможно, он седлает Плотву и пустит коня по следу, пока не загонит до мыльного пота.
Возможно, он даже не заметит его исчезновения.
Ну а пока Геральт смотрит, как пальцы, лениво перебирающие медвежью шкуру, останавливаются. Как вместе с ними останавливается само время.
И как загораются в огненных бликах рубины, когда Ольгерд поднимает руку и медленно тянет за пояс расшитого кунтуша.
В своих ошибках он всегда идёт до конца.
