Вертер Ниланд - [86]

— А что он, дьявол, делал? Чего хотел? — спрашиваю я, под влиянием вина становясь все более дерзким.

— Это было странное время, очень странное, — утверждает Деревянный Король. — Чего он хотел?.. Дьявол добивался, чтобы я пил, когда хочется…

— А что в этом плохого?

— Но он еще хотел, чтобы я пил, когда мне этого не хочется, — заканчивает Деревянный Король. — И это было нехорошо. Это было совсем нехорошо. Странное время. Это уж точно.

— А теперь от дьявола ничего не зависит?

— Сатана силен, — говорит Деревянный Король. — Сильнее, чем многие думают. Но против милости Божьей он бессилен. Потому я и победил.

Мы опять несколько минут помолчали.

— Это было странное время, — повторяет Деревянный Король. — Но все позади. И теперь я пью только, когда мне хочется. А если не хочется, никогда не пью.

— Всем бы так, — нервно отвечаю я, потому что этот рассказ тронул меня больше, чем я осмеливаюсь признаться.

Мне пора идти, но приходится ненадолго задержаться:

— Нет, давайте еще по бокалу, на дорожку.

«На дорожку» мы выпиваем больше, чем по бокалу, и я, пошатываясь, выхожу на белый свет.

— Все предрешено, — поневоле смирившись с моим уходом, мсье Экклезиаст по прозванию Деревянный Король провожает меня к двери и пожимает руку. — Все предрешено. Просто мы не знаем, как все сложится.

Предательство

Знакомый автору сих строк пятидесятилетний индивидуум Ян Л., в настоящий момент проживающий в Ле Г. (дом Реве в Дроме), дезертировал из нидерландской армии в 1946 году.

— Как можно до такого опуститься, — бесстрастно произношу я, после того, как мы познакомились и я выслушал рассказ о его жизни.

— Я не хотел ехать в Индию, — отвечает Ян Л., прикладываясь к вину, и капельки брызгают с его потрескавшихся селедочных губ.

— Ты кому-нибудь другому расскажи, — отвечаю я. — Это просто трусость. Ты хуже пидора. Ты замарал королевский герб. Ты обесчестил знамя Родины. Тебе повезло, что прошло столько времени. Человек обновляется. Надежда есть.

— Да не бздел я, — утверждает добродушный, меньше всего думающий про обновление наркоман, сидящий напротив. — Мне просто было наплевать на эту войну с Индией. Я не хотел воевать за империализм.

— За что?.. — спрашиваю я.

— За им-пе-ри-а-лизм! — рычит в ответ Ян Л.

— А, империализм, ну да, — задумчиво повторяю я. — Не дашь мне его адрес и номер телефона?

— Я бы повоевал, дело не в том, — отступает Ян Л. — просто не хотел воевать против Индии. Я воевал бы против Франко.

— Ну не пизди, — говорю я. — Нидерланды ведь никогда не планировали войну с Франко и не проводили против него политических акций.

Меланхолия — росток которой я, наконец, посадил — появляется на красном, но безобидном лице моего визави. Ненадолго воцаряется молчание. Ян Л. слегка покачивает головой, и его мальчишеский, крикливый рот расплывается в подобии улыбки:

— Знаешь, пару лет назад… когда это было? Три или четыре… Да, четыре года назад. Я все-таки поехал в Индию.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Дело вот в чем: это была групповая поездка, а кто-то отказался от места, потому что не мог поехать. И продал мне свой билет, недорого. Так что я отправился в Индию на самолете. Я, значит, прилетаю. Красивая страна! Представляешь?

— А то нет!

— И ужасно милые люди. Ты не представляешь, насколько милые, особенно, когда узнают, что ты из Нидерландов. Невероятно. И, в сущности, непонятно почему.

— Люди радуются, когда видят нас снова, — объясняю я. — Они жалеют о том, что мы когда-то их покинули. При нас им жилось лучше. Там были порядок, безопасность, справедливость. Вооруженных бандитов тогда просто расстреливали. А сейчас поди попробуй.

— Ну не знаю, — фыркает в ответ Ян Л.

— А я знаю, — строго заявляю я. — Люди были счастливы. У них не было этих гипертрофированных желаний, возникающих после знакомства с западом. Они ели все подряд. Рис с рыбой, что-нибудь такое. Со старой газеты. Очень легко себе представить. За семь с половиной центов в день люди могли прожить, ни в чем себе не отказывая. Я повторяю: ни в чем.

— Ну, в общем, мы приземляемся в аэропорту, — продолжает Ян Л. — Я отправляюсь в город, и что же дальше? С ума сойти, я покупаю газету.

— И как ты собирался ее прочесть?

— Я имею в виду нидерландскую газету.

— Это другое дело.

— Купил, значит, газету и болтаю с продавщицей. Там никто никуда не спешит. Они любят поговорить. И та женщина спрашивает: «Вы здесь, конечно, в первый раз?» С ума сойти, а, простая продавщица, но все видит или чувствует…

— Это гуна-гуна[36].

— Ну вот, и я начинаю объяснять. Говорю: «Это вполне мог быть и второй раз». И рассказываю. Говорю: «Вообще-то я должен был приехать солдатом в 1946-ом. С нидерландской армией. Но мне не хотелось. Я не хотел воевать против Индонезии. И потому не поехал. Я убежал. Дезертировал из нидерландской армии». Ну как иначе объяснить все простой продавщице?

— Ты все объяснил правильно.

— Да, но ты знаешь, что она ответила? Ни за что не угадаешь. Знаешь, что она ответила?

— Нет. Расскажи же, что сказала тебе та милая маленькая смуглая продавщица.

— Ты не поверишь, — бормочет Ян Л., на лице которого появляется удивление, видимо, так же, как и в тот раз. — Она ответила: «Это было очень некрасиво с вашей стороны».