Вертер Ниланд - [85]

Шрифт
Интервал

— Скоро опять зима, — утверждает мясник.

— Так вот они стоят полные воды, эти баки, — продолжает крупная седая женщина. — Можно просто сунуть туда руку.

— Ничего удивительного, — говорит женщина в очках.

— И сегодня с утра вода замерзла, — заканчивает свой рассказ крупная женщина. — Там был толстый слой льда.

— Это северный ветер, — объясняет мясник. — Если ветер с севера — прячься.

— Так и есть, — говорит крупная седая женщина, — там был просто лед, в этих баках! В толщину ладони.

— Значит, пришло время поесть чего-нибудь вкусненького, — объявляет живчик средних лет в толстой шерстяной клетчатой рубашке, который, судя по одышке, слишком часто и помногу употребляет дешевое белое вино.

— Ну, это никогда не помешает, — весело подхватывает мясник.

— Пока есть что перекусить, все в порядке, — кудахчет клетчатый бурдюк, разразившись горловым смехом.

— В доме моего племянника на дверь черного хода натянут кусок брезента, — сообщает крупная седая женщина. — Так и висит всю зиму. Потому что как раз оттуда идет холод.

— Ничего удивительного, — качает головой женщина в очках.

— Если только есть чем согреться, вот и все, — утверждает жирный бурдюк. — Не только в кровати, — продолжает он, похихикивая, — но и когда встаешь. Если в доме холодно, то я лучше весь день в кровати пролежу. Прав я или нет?

Вокруг меня все громко хохочут.

— Я глазам своим не поверила, — для полноты картины сообщает крупная седая женщина. — Слой льда, понимаете. Во-от такой толщины. А я думаю: что это? Лед!

— Ничего удивительного, — не уступает женщина в очках. — Ведь чувствуется, что холодает. Чувствуется, с каждым днем.

Милость

— Все предрешено, — говорит мсье Экклезиаст по прозванию Деревянный Король. — Просто мы не знаем, как все сложится.

Мне кажется, что это человек, довольный жизнью и не способный на ненависть ни к одной божьей твари: он до сих пор выгуливает свою хромую семнадцатилетнюю овчарку, а его двадцатипятилетняя лошадь — припадающая на одну ногу и способная проработать, может быть, всего час подряд — целыми днями пощипывает траву или дремлет в благодатной тени двух высоких вишен.

— Они мои друзья, — объясняет Деревянный Король, немного стесняясь, — выпьете со мной un verre[33]?

И мы проходим в темную кухню с высокими потолками, где постоянно включена большая плита: на едва теплой конфорке — чтобы весь день сохранялась нужная температура — стоит большой кувшин с вином.

— Это вы сами вино делали? — спрашиваю я, допив первый бокал и одобрительно улыбнувшись.

— Сам, своими руками, — гордо отвечает он. — От года, конечно, зависит, когда лучше, когда хуже, но плохим оно у меня не бывает.

— А вы добавляете в cuve[34] сахар? — с видом знатока спрашиваю я. — Или виноград сам по себе достаточно сладкий?

— Ни грамма сахара не добавляю, — объявляет Деревянный Король, — в моем вине нет ни грамма сахара!

— Ну иногда и про такое слышишь, — глупо добавляю я.

— Это зависит от сорта винограда, — раздается в ответ, — он должен созреть, и созреть полностью, тогда все в порядке. И все же, — продолжает он довольно и с удивлением, — это вино не тяжелое! Оно не тяжелое. Точно не тяжелое. В общем, нет, оно не слишком тяжелое.

— И все равно у него чудесный вкус, — говорю я.

— Иным и не угодишь, — отзывается Деревянный Король с осуждением, — иным подавай дорогущее вино из какого-нибудь знаменитого виноградника. Я не говорю, что дорогие вина плохие, но к чему все это? Кстати, — разъясняет он, — бывает вино, после которого еще можно работать, а бывает вино, после которого работать уже не получается. Потому что оно слишком тяжелое. Иногда вино бывает слишком тяжелое. Но это вино не тяжелое. После него можно работать. Даже на вкус оно не тяжелое. И не слишком легкое — совсем нет, — но и не тяжелое. Его можно пить весь день. Его можно выпить столько, сколько захочется.

— Жизнь хороша, — беззаботно говорю я.

— Это все милостью Божьей, — удивляет меня своим ответом Деревянный Король. — Но кто поймет? Как человек может все постигнуть? Это ведь невозможно.

— Невозможно, — смущенно отвечаю я, и мне наливают третий бокал.

— Есть много напитков, которые вообще-то лучше не пить, — утверждает Деревянный Король. — То есть не пить много. Есть люди, которые пьют слишком много. И слишком крепкие напитки. Это плохо. Рюмка коньяка или пастиса, eau de vie[35] на донышке при случае — почему нет? В этом ничего плохого нет. Но не слишком много, это ни к чему.

— А вы никогда не выпиваете слишком много? — спрашиваю я, тут же сожалея о собственной смелости.

— Что такое «много»? — начинает Деревянный Король. — Да, раньше, да.

Он качает головой: его страшное, обветренное, сизое лицо внушало мне ужас, когда я только поселился в деревне.

— Раньше да…

Мы немного помолчали.

— Семь лет я боролся с дьяволом, — добавляет он вдруг таким тоном, будто мы разговариваем о погоде.

Я чувствую себя неловко и, пытаясь это скрыть, решительно осушаю третий бокал.

— И кто победил в этой борьбе? — я стараюсь, чтобы вопрос прозвучал безразлично.

— Я. Я победил, — объявляет Деревянный Король, тоже прикладываясь к вину. — Но в одиночку такую битву выиграть невозможно. Мне Господь помог. Потому я и победил.


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Тихий друг

Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.


Циркач

В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Кровь на полу в столовой

Несмотря на название «Кровь на полу в столовой», это не детектив. Гертруда Стайн — шифровальщик и экспериментатор, пишущий о себе и одновременно обо всем на свете. Подоплеку книги невозможно понять, не прочтя предисловие американского издателя, где рассказывается о запутанной биографической основе этого произведения.«Я попыталась сама написать детектив ну не то чтобы прямо так взять и написать, потому что попытка есть пытка, но попыталась написать. Название было хорошее, он назывался кровь на полу в столовой и как раз об этом там, и шла речь, но только трупа там не было и расследование велось в широком смысле слова.


Пустой амулет

Книга «Пустой амулет» завершает собрание рассказов Пола Боулза. Место действия — не только Марокко, но и другие страны, которые Боулз, страстный путешественник, посещал: Тайланд, Мали, Шри-Ланка.«Пустой амулет» — это сборник самых поздних рассказов писателя. Пол Боулз стал сухим и очень точным. Его тексты последних лет — это модернистские притчи с набором традиционных тем: любовь, преданность, воровство. Но появилось и что-то характерно новое — иллюзорность. Действительно, когда достигаешь точки, возврат из которой уже не возможен, в принципе-то, можно умереть.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.