Как-то раз декабрьским днем, в среду, — стояла хмурая погода, — я пытался открутить водосточную трубу позади дома; однако у меня ничего не вышло. Тогда я принялся дробить топором тонкие ветки смородины на столбике садовой изгороди. Было все так же пасмурно.
Придумать другого занятия я не смог и потому отправился к Дирку Хейвелбергу. (Он, помнится, жил неподалеку от нас. В четыре года он все еще не умел говорить; до трех лет ходил, упираясь ладонями в пол. Я помню, как он, когда мы были маленькими, на всех четырех, не сгибая рук и ног, с размаху налетел на нашу кухонную дверь, возвестив свое появление пронзительными воплями. Он ел на улице конский навоз, если его на это подбивали. Он и позже по-прежнему быстро бегал на четвереньках, и речь давалась ему нелегко. Охотно, с некоторой даже гордостью, он рассказывал, что у него чересчур длинный язык и слишком слабая уздечка: в подтверждение он принимался яростно щелкать языком. Вот и в этот осенний полдень, в своей комнате, он говорил все также с трудом и нечетко, спотыкаясь на словах. Он по-прежнему был мал ростом. Мне в то время было одиннадцать лет.)
В гостях у него был незнакомый мне мальчик, изжелта-бледный. Стоя у окна, он нерешительно и застенчиво поздоровался со мной.
— Это Вертер Ниланд, — сказал Дирк.
Они строили из конструктора какой-то подъемник, который должен был работать от маленькой ветряной мельницы, но к ней самой еще не приступали.
— Лучше сначала мельницу сделать, — предложил я. — Она гораздо важнее. Только когда знаешь, какая в ней сила, сможешь рассчитать, как тебе строить кран. И какое колесо взять, маленькое или большое. Кстати, — продолжал я, — нужно выбрать начальника стоительства. Лучше всего того, кто рядом с мельницей живет, или неподалеку. — Последние слова я произнес тихо, так что они их не расслышали. Воцарилось некоторое молчание, заполнившее маленькую темную комнату. (Обои в ней были темно-коричневые, вся деревянная отделка выкрашена в темно-зеленый, а вязаные крючком занавески — цвета терракоты.)
Пока длилось молчание, я украдкой рассматривал новенького. Он был худой и долговязый, ростом чуть выше меня. На лице его были написаны безразличие и скука; толстые, влажные губы он чересчур выпячивал вперед. У него были глубоко посаженные, темные глаза и черные курчавые волосы. Лоб — низкий, кожа лица — неровная и обветренная. Мной овладело желание как-нибудь помучить его или исподтишка насолить.
— А ты, Вертер, не думаешь, что сначала нам нужно мельницу построить? — спросил я.
— Да, хорошо, — равнодушно ответил он, не глядя на меня.
«Он — зверь, который любит полакомиться, — сказал я себе, — знаю, знаю». Пока Дирк что-то свинчивал, мы смотрели в окно, на перекопанный сад; на голой земле лежала старая лохань и пара выщербленных досок. Между крыш висел влажный туман и стелился дым. Я подошел к Вертеру вплотную и так, чтобы ни один из них не заметил, несколько раз коротко ткнул кулаком в его сторону.
Хотя Дирк тоже согласился с моим предложением насчет мельницы, мы не стали ее строить, а просто сидели, ничего не делая.
— Вы, конечно, можете не строить никаких мельниц, если не хотите, — сказал я. — Но это очень глупо, тут ведь можно всякому научиться.
Стало смеркаться.
— Слушай, Вертер, — сказал я. — А в доме, где ты живешь, там сильно сквозит? — Он не ответил. — Я ведь могу прийти помочь, — продолжал я, — мы построим мельницу, и она будет вертеть тебе всякие штуки на кухне. Я это запросто смогу, потому что время у меня есть. А пообещать и не сделать, — я не из таких. — Я лихорадочно изыскивал возможность попасть к нему домой.
Вертер не обратил внимания на мои слова, возможно, оттого, что я говорил слишком тихо, и потому что мы прислушивались к приглушенной музыке по радио, доносившейся до нас из передних комнат.
Вечерело, когда мы вышли из дому и побрели втроем по улице. Уже зажглись уличные фонари. Вертер заявил, что ему нужно домой; мы по-прежнему не оставляли его. Он жил на верхнем этаже многоэтажного дома, на углу, где заканчивалась застройка и открывался вид на обширный парк, простиравшийся до самой дамбы.
— Да, ты знаешь, — громко сказал я, — когда задувает, тут много ветра: сразу заметно. У вас есть веранда?
Вертер, однако, ни одного из нас не пустил наверх. Когда он уже стоял в дверях, я подошел к нему вплотную и так, чтобы не слышал Дирк, торопливо спросил, когда мне можно будет прийти строить мельницу.
— По субботам после обеда ребятам можно ко мне приходить, — сказал он и закрыл дверь.
Вернувшись домой, я — чтобы хорошенько поразмыслить — отправился в садовый сарайчик, где хранил свои секретные записки. Там я написал карандашом на листке старой бумаги: «Создается клуб. Уже разосланы важные сообщения. Если кто-то станет пакостить, будет наказан. В воскресенье Вертер становится членом клуба». Я спрятал листок под ящик, где лежали другие исписанные бумаги.
