Вертер Ниланд - [5]

— Мы пойдем в пинг-понг поиграем, — сказал Вертер. Он увел меня в комнату, через которую мы прошли, сдвинул крышку стола и достал из ящика ракетки и шарик.

— Я не знаю, как нужно, — сказал я. Он стал объяснять мне правила, но я слушал лишь вполуха, краем глаза поглядывая на улицу; по веранде на другой стороне сада бродила большая овчарка, которая время от времени взлаивала и всякий раз просовывала голову между прутьев решетки, отчего застревала и, подвывая, пыталась освободиться. Я подумал, что ей некуда было деваться, и она даже не могла перепрыгнуть через балюстраду — такой короткий у нее был поводок.

Мы начали игру. Отец Вертера оставался сидеть в той же позе, в какой мы его застали.

Как только мы чуть-чуть разыгрались, из кухни вышла мать Вертера. Она остановилась у стола, провожая взглядом шарик. Постояв немного, она стала хватать шарик, но в последний момент промахивалась.

— Мам, ты всю игру испортила, — сказал Вертер. Рука ее тут же замерла в воздухе, и мать уставилась на Вертера.

— Ты такой милый, когда в раж входишь, — сказала она, — ты вообще красивый мальчик. Или красивый парень, лучше сказать. — При этих словах Вертер перестал метать шарик и кинул быстрый взгляд на отца в другой комнате. Тот по-прежнему сидел неподвижно, спиной к нам. Шарик упал на пол позади Вертера. Его мать проворно подхватила шарик и притворилась, что хочет убежать с ним. По требованию Вертера она, однако, положила его на стол.

— Такие штуки, это здорово, — сказала она мне. — Я люблю потеху, так же, как и вы. Мы когда играли на улице, такое вытворяли! А ты как думал? Веселиться, это я за двоих умела. Духом я еще молодая, знаешь.

Она выхватила у меня ракетку и заняла мое место.

— Теперь я против тебя, Вертер, — сказала она. Верхняя часть ее тела быстро затряслась, словно под музыку.

Они начали играть. Четыре раза промазав по шарику, она швырнула ракетку на стол, хотя партия была еще не окончена.

— Вертер — чемпион, — сказала она, — поздравляю. — Она стала приближаться к нему с протянутой рукой, но, когда Вертер захотел пожать ее, сделала обманное движение и, оставив без внимания его руку, вцепилась ему в промежность. Он хихикнул и отпрыгнул.

— Прекрасный Вертер, — сказала она. Он отскочил к раздвижным дверям и глянул на отца. Тот повернул голову.

— Вы слышали? — спросил он.

— Чего, пап? — боязливо спросил Вертер. — Я ничего не слышал.

Наступило краткое молчание. Мать Вертера взяла ракетку и стала размахивать ею туда-сюда, словно дирижируя. Я смотрел в пол. «Сундук раскрывается», — подумал я.

Снаружи послышался какой-то рев. Время от времени тон делался выше. На мгновение мне показалось, что это низкий гудок, но потом я догадался, что это, должно быть, голос.

— Это тут, на улице, перед домом, — сказал отец Вертера. Он поднялся с места. Мы вслед за ним подошли к окну.

На тротуаре у сквера стоял худощавый человек в темно-зеленой косматой куртке. Его костлявое, обветренное лицо казалось ожесточенным. В правой руке у него был зажат большой жестяной рупор: я знал, что это мегафон. Как только мы расположились у окна, он поднес мегафон ко рту и издал протяжный, низкий звук, прозвучавший как «Хэй!» Медленно повертев головой, он выкрикнул: «Война близится. Будьте начеку!» Затем быстрыми шагами удалился и скрылся за углом.

Я не знал, смеяться мне или скорбно молчать. При этом я сознавал, что не смогу прямо сейчас понять всего случившегося, и что есть вещи, которые остаются неразгаданными, отчего поднимается туман страха.

— Это чокнутый Верфхаюс, — сказал Вертер. — Он на Ондерлангс живет.

Его мать с жалостливой миной покачала головой.

— Ненормальная наклонность, — сказала она. — Ненормальная наклонность.

Отец Вертера, ничего не сказав, вернулся на свое место. Я перепугался, что он сейчас примется искать брошюрку (я решил, что он станет читать ее вслух и, если я чего-то не пойму, затолкает меня в какую-нибудь бочку или в мешок).

— Идем на кухню, — тихо сказал я Вертеру — Мне нужно срочно поговорить с тобой наедине.

Мы отправились на кухню. Там было тихо, только слабо шипел газ под чайником. С улицы тоже не доносилось ни звука.

— Я сделал всякие разные открытия, — сказал я. — Тебе я могу рассказать. Если ты сейчас же пойдешь ко мне домой, я тебе кое-что покажу, что-то очень важное. А еще у меня есть склеп, настоящий. — Я жаждал как можно скорее уйти из его дома. Он согласился, но сперва хотел вернуться и сказать.

— Не надо, — с нажимом сказал я, — потому что это тайна. Враги могут прознать и станут преследовать нас.

Мы бесшумно спустились по лестнице и поспешили прочь. У меня дома мы сперва побродили по саду. Слабенький ветерок почти беззвучно шевелил кусты. Повисев на ветке ракитника, пока она не обломилась, мы воткнули ее стоймя в землю. Затем Вертер спросил, что это за склеп. Я привел его в сарайчик, усадил на истертую циновку и занавесил вход старым джутовым мешком, чтобы никто не мог заглянуть снаружи.

— Это склеп Глубокой Смерти, — сказал я. Вертер не ответил, он вяло смотрел в сумерки. — Нам надо организовать клуб, — сказал я. — Тогда мы станем рыть склепы. Потому что они очень нужны.