Вертер Ниланд - [6]

Шрифт
Интервал

Я внезапно вспомнил, что накануне нашел дохлого скворца и завалил листьями в уголке сада.

— Идем на улицу, — сказал я, — церемония начинается.

Мы отыскали мертвую птичку, после чего я развел костер из щепок. На нем я сжег тельце, клокотавшее бурыми соками. Остался странно пахнувший обгорелый комочек; я положил его в коробочку из-под фиников в форме лодки. Я быстро набросал горку земли, прорыл в ней туннель, оканчивавшийся тупиком, и укрепил стенки дощечками: туда затолкал коробочку; закрыв вход, я присыпал вершину холмика мелким пеплом.

«Тайная птица предана земле», — пропел я про себя. Я повторил эту фразу много раз, но не осмелился произнести ее вслух.

— Нам нужно организовать клуб, — вновь сказал я. — Если мы слишком долго будем ждать, появятся вражеские клубы, сам знаешь. — Я опять увел его в сарайчик, где зажег свечу. Потом я записал наши имена в старой карманной книжке-календаре, которую достал из-под ящика.

— Теперь существует клуб, — сказал я, нараспев прочтя вслух наши имена. — Он называется «Клуб Склепов», КС. Каждому, кто член клуба, мы в его саду можем склеп вырыть. Это очень важно.

— Ты же понимаешь, — продолжал я, — что должен быть председатель, ну, например, чтобы сообщать, что будет собрание. И лучше всего, если это будет тот, кто основал клуб.

Вертер кивнул, но я не думал, что он слушал внимательно. Я встал и прислонился к стене.

— Я — председатель, — сказал я, — это уже записано. Ты — секретарь, но это должно оставаться в тайне. Разумеется, ты — секретарь, но председатель заботится обо всем, что должно быть сделано: это всегда так. — Вертер поинтересовался, ограничиваются ли члены клуба только лишь рытьем склепов.

— Члены клуба еще строят мельницы, — сказал я, — это очень похоже на рытье склепов, ты же понимаешь. Потому что если кто умеет рыть склепы, кто первый это придумал, тот и главный всех мельниц. А если кто захочет клубу навредить, тому пипку отрежут. Теперь я точно расскажу, что это будет такой за клуб.

Однако, не зная, что говорить дальше, я отыскал какие-то старые шнурки, разделил их между нами и поджег. После того, как они сгорели, мы втянули в себя запах тлеющих шнурков. Я задул свечу, и в темноте мы, размахивая руками, принялись рисовать огненные полосы и круги, отсвечивавшие бледнолиловым; долго мы так сидели, думая о своем. Мне было грустно.

— Айда на пески, — сказал Вертер. Он отправился за Дирком.

Мы пошли туда втроем.

Когда мы добрались до площадки за дамбой, поднялся ветер, время от времени взметавший облачка пыли. По пути мы запрыгивали в котлованы, пытаясь отыскать что-нибудь, забытое землекопами, но там никогда не было ничего, кроме разных дощечек или полузакопанных газет.

Мы подошли к просторной, довольно глубокой яме, я уговорил их залезть туда и посидеть вместе со мной. Было холодно; ветер швырнул нам в волосы облачко песка.

— Это — первое собрание клуба, — сказал я. — Председатель будет держать речь. — Я немного подождал. — Дирк, ты должен что-нибудь сказать, а потом предоставить слово мне, — сказал я, — потому что ты назначаешься помощником секретаря. — Тот, однако, ничего не отвечал, только выдергивал корешки какой-то травки. Головы нам опять присыпало песком.

— Ты можешь стать помощником секретаря, — продолжал я, — об этом я позабочусь. Разумеется, это должно оставаться в тайне, но председатель заботится обо всем, что должно быть сделано. Теперь предоставь слово председателю.

Он по-прежнему молчал. Я обратился с той же просьбой к Вертеру.

— Элмер, твоя речь, — сказал тот.

Я встал и начал:

— Уважаемые присутствующие. Мы основали клуб. Он называется КС. Стало быть, есть клуб, но он существует только-только. Это не должен быть такой клуб, в котором мы только члены: это должен быть влиятельный клуб. Те, кто просто на бумаге члены, нам такие не нужны. И такие члены, которые, когда их председатель просит что-то сказать, а они не говорят, такие нам тоже совсем не нужны. Пусть себе выходят из клуба.

— Надо бы вон то дерево повалить, — сказал Дирк, указывая на сквер позади себя. Он вытащил из кармана длинную крепкую веревку.

— Ты — враг клуба, — сказал я. — Тебя нужно связать. Мы схватили его, накинули ему на лодыжки петлю, уже завязанную на веревке, и стали таскать его кругами. Он плачущим голосом умолял нас отпустить его. Вместо этого мы вылезли из ямы и перетащили его через край на веревке. Теперь он завопил в голос, потому что веревка врезалась ему в кожу. Мы отпустили его и бросились бежать. Убедившись, что он не идет за нами, мы спокойно пошли дальше по голой равнине.

— Он сам виноват, — сказал я. — Он хотел навредить клубу, потому что он шпион; так часто бывает: притворится, что хочет вступить в клуб, а потом бежит и все рассказывает врагам.

Мы пришли к заболоченному участку, прозванному нами «чащей». Там в неглубоком коричневом ручейке, который бил из земли и через поросший тростником пруд стекал в канаву, мы сложили из камней дамбу, так что получился мутный водопадик. После этого мы вновь ее разрушили и, укрывшись за кустами бузины, стали швыряться камнями в стайки воробьев, покуда не подбили одного. Кто попал в него, сказать было невозможно. Раздавленная, казалось бы, птичка слабо затрепетала, когда Вертер поднял с нее камень. Мы хмуро смотрели на нее.


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Тихий друг

Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Циркач

В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.


Рекомендуем почитать
Мелким шрифтом

Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.


Тайны кремлевской охраны

Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.


Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.


Малькольм

Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.