Вертер Ниланд - [80]
— Скрипка там больше нет, скрипка там больше нет? — боязливо спросил он.
— Я ее в дом отнес, — ответил Кролюс, избегая беспокойного взгляда посетителя. — Это… — прибавил он, но вдруг замолчал. Он чуть было не сказал «драгоценный инструмент», но вовремя проглотил эти слова.
Человечка не убедило то, что скрипка лежала где-то в надежном месте, в доме, и Кролюс пошел за ней.
— Скрипка нужно вешайт, там… — умоляюще проговорил человечек и указал на штангу на витриной.
— Значит, вы ее не забираете? — спросил Кролюс. По лицу человечка прошла болезненная гримаса.
— Нет деньги, — поведал он. — Новый мясо покупайт, да. Жена еще болейт. — Он указал на большой кусок ростбифа. Опять началось заикание и жестикуляция, и Кролюс отрезал указанное количество, взвесил и неохотно упаковал сверток, то и дело поглядывая на скрипку, которую положил рядом с кассой.
— Не хотели бы вы продать эту скрипку? — спросил он как можно более безразличным тоном. Человечек простонал.
— Продаваль скрипка? — воскликнул он. — Я продаваль скрипка? Скрипка всегда в семья. Отец, сын, снова сын, скрипка всегда там. Как дольго семья, скрипка всегда там. Что я будет делайт без скрипка?
— Но вы же теперь все равно без скрипки, — промямлил Кролюс. — Я хочу купить ее у вас, — вслух добавил он.
— Ви покупаль скрипка? — в недоумении вскричал человечек. — Не есть возможно. Вы не может покупаль скрипка. Нет за какие деньги на земля. Нет за тысяча гульден.
«За тысячу гульденов-то нет, — пробормотал Кролюс, наклоняясь над прилавком, — за чуть поменьше, думается мне».
Сердце у него колотилось, но его не трясло. Никто не заходил, это было важно. Он чувствовал, что его охватывает почти невыносимое возбуждение, какое бывает на берегу в воскресный день, — этот краткий миг подступающей тошноты и головокружения, когда замечаешь неуклюжий, тяжелый всплеск, и поплавок в первый раз, еще неглубоко и нерешительно, уходит под воду.
— Что ви говориль? — спросил человек.
— Я дам вам за нее пятьсот гульденов, — сухим, деловым тоном сказал Кролюс.
Вид денежных купюр делает человека слабым, и в этом сейчас Кролюс убедился собственными глазами. Казалось, в человечке происходит тяжкая внутренняя борьба.
— Скрипка есть мой друг, — пожаловался он. — Я не могу это делайт.
Он посмотрел на инструмент так, словно провожал взглядом собственного сына, поднимающегося на эшафот. В глазах его появились слезы.
— Мне нужно деньги, да. Я потом покупайт другой скрипка. Я продавайт за тысяча гульден.
— Это многовато, — сказал Кролюс. В голове у него метались самые разные мысли. Сделка могла прерваться в любой момент, стоило только зайти какому-нибудь покупателю. Но быстро сдаваться тоже было нельзя.
— Я дам вам семьсот пятьдесят гульденов, — медленно произнес он, с той же отчетливой артикуляцией, как тогда, когда человечек впервые появился в лавке. Он записал сумму цифрами на клочке бумаги и протянул ее человечку.
Того, казалось, раздирают ужасные сомнения. Он тяжело вздохнул, потряс головой, но вдруг опустил ее и согласно кивнул.
— Хорошо, — пробормотал он. — Надо, я продаваль. Шреклихь.
Кролюс споро взялся задело. Выйдя из-за прилавка, он запер дверь лавки и направился в дом, прихватив с собой скрипку. Из льняного мешочка, хранившегося в буфете, достал шестьсот гульденов, а из японской раздвижной шкатулки — еще сто двадцать. Вернувшись с деньгами и скрипкой в лавку, он вынул из кассы недостающие тридцать гульденов и отсчитал на прилавке сумму. Человечек охал, распихивая по карманам деньги, и бросал душераздирающие взоры на скрипку.
— Нет теперь скрипка, — с горечью проговорил он. — Что я наделаль?
«Расстонался», — буркнул Кролюс про себя.
Когда человечек ушел, Кролюс вспомнил, что не удержал с него за две покупки мяса. Он немного разозлился, но большой беды в этом не было.
Наступил четверг, но изысканно одетый господин из города, вопреки обещанному, утром не появился. Не появился он и в полдень. Наступила пятница, суббота, прошла половина следующей недели, а его все не было.
Маленький человечек тоже больше не приходил. С одной стороны, Кролюса это не огорчало, поскольку зачем ему нужны были все эти стоны и причитания, которыми неизбежно сопровождался бы визит? С другой стороны он осознал, что теперь у человечка было достаточно денег, чтобы расплачиваться за купленное мясо.
Прошло две недели, господин из города так и не заходил, и Кролюс забеспокоился. Ему пришла в голову ужасная мысль, которую он не решался сформулировать, не то что произнести. Спал он теперь мало и дурно.
Прошла еще неделя. Однажды утром, спозаранку, Кролюс уложил скрипку в чемодан, запер лавку и отправился в город. Он вышел так рано, что, когда добрался до города, большинство лавок и магазинов были еще закрыты. Он ждал на углу, пока не увидел, как торговец музыкальными инструментами отпирает двери своей лавки. Глубоко вздохнув, он вошел в лавку и вынул скрипку из чемодана.
— Я бы хотел это продать, — сообщил он.
— Ясно, а потом другую купить, — сказал лавочник, взял инструмент из рук Кролюса, окинул его взглядом и тут же потерял к нему интерес.
— Но сначала я бы хотел продать вот эту, — сказал Кролюс.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.
В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.
Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.