Великое [не]русское путешествие - [27]
Генделев сдал опустевшую склянку и шарфик в гардероб и сел за столик. Ресторана «Кавказский». С благополучным видом человека, все помыслы которого направлены только на то, чтобы отдаться гастрономической стихии. И все! Никаких больше помыслов, никаких запросов. И — все! Никаких… Да.
Официант подошел, взвешивая хабитус и кредитоспособность богатого, но как бы немного нездорового фарцовщика:
— А будем заказывать?..
И, заглядывая в бездну, откуда поднималось что-то манящее, заявил:
— Напитки с двух.
— Сейчас три.
— А напитки с двух.
— Но — сейчас три.
— Но напитки — с двух.
Клиент ощутил себя Лаокооном. Весь — мрамор. Змеи мешали.
— С двух, с двух, — сказал он покладисто. — Что порекомендуете?
— Что есть.
— Что есть?
— Что — есть?
— Есть «есть»?
— Если «есть-есть» — есть люля-гарнир-гарнитур-папоротник-яд.
— Яд?
— Яд!
— Есть? (Лукреция Борджия! Папа!!! Я так и знал…)
— Яд?
— Яд.
— Есть?
— А как же?!
— Какой папоротник?
— Яд. «Я. Д.» Японский деликатесный, — снизошел к бестолочи Сальери. — Папоротник трофейный, извиняюсь — импортный. Полезен. Для палочек и колбочек…
Клиент задумался. Он уже привыкал к фундаментальным изменениям в языке. Необратимым.
— Это какой ресторан? «Кавказский»?..
— А как же!.. Мэри! — подозвал официант.
Подплыла Мэри.
Генделев восхитился:
заговорил в нем недюжинный поэт.
Мэри отплыла.
Поэт спешился.
— А почему папоротник японский?.. Я не хочу, — вернулся он к прозе.
— Положено, — заскучал официант.
— А если без гарнитур-яд? — капризничал клиент. — Я не люблю…
— Положено. В тарелке. Допустимо не есть.
— Пусть папоротник… листья травы… И 200!
— Не 200, а 100! И паспорт.
— Слиха?
— Паспорт. Крепкие спиртные напитки отпускаются гражданам старше двадцати одного года.
— Я старше. — Генделев приосанился. — И не гражданин…
— Дело ваше.
Генделев предъявил, ну и день сегодня!
Официант отдал честь и улетел с интересным сообщением, судя по игре лопаток.
А М. Генделев отправился в… Мыть, знаете, руки.
Стояла небольшая… ну, да… Небольшая, правда, — посетителей на десять. А вот без очереди — Генделев, еще раз, сегодня — лезть побоялся. Тем паче с единой, так сказать, целью. Он попробовал занять очередь. Не поощрялось. «Стой, как все люди стоят, не хитрожопь!» — резковато посоветовал крайний, сам стоя правой штиблеткой на носке левой.
Как говорится в таких случаях, несолоно хлебавши, интурист вернулся к накрытому. Аппетит не возбуждался.
За столиком напротив, тоже с невеселыми лицами, пировали. Что они такие надутые? Тоже надобность?
А компания меж тем была, если приглядеться, забавная. Ба! Такие в куфиях. Приятной и знакомой расцветочки. И в не менее знакомом хаки. Старательно небритые. Крупные восточные мужчины. Вот какое лицо! Какой лепки голова! Голова крупного восточного мужчины! Откинута… как бы лежит… Щеки тяжелые, нижняя губа свободно приоткрывает зубы… Выражение лица спокойное, как бы ленивое… Взгляд рассредоточенный, не требующий встречного…
Заглядевшись на голову за столиком, Генделев оцепенел. Но тут, не весьма кстати, подошел официант, выдвинувший левое плечо вперед, решительный, на все готовый. С подносом:
— Будем заказывать?
Генделев тряхнул головой: была не была!
— Будем!
— На десерт?
— Еще бы!.. Что-нибудь в нац. вкусе, пожалуйста!
Официант со всей искренностью огорчился. Голос его дрогнул:
— Национального еще не завезли.
Израильтянин обмяк:
— Тогда чашечку кофе…
— Этого нет. Но будет! — убежденно сказал гарсон. — Будет!
— А где подают? Где здесь у вас кофейня?
— Пока только «Баку»…
— Счет! — разозлился израильтянин и пошел проверить, что там с очередью… Проходя мимо мрачноватого пира географических соседей, склонился, чтобы их расшевелить, над палестинским столиком и негромко сказал:
— Кен, йедидай, аз ма хадаш б’арцейну?[222]
Словно скатертью белоснежной покрыли, пахнущей лавандой постелили стол с головами и — поверх голов! Только отнюдь не требующий ответного взгляд крупного восточного мужчины проводил поэта до двери «00».
— О-оп! — договорил чертовски довольный собою Генделев и обнаружил вместо очереди табличку «Санитарный час».
«Час не выдержу», — озаботился было он, но даже это не подмочило настроения.
Когда он вернулся, твердо, излишне твердо, на наш взгляд, шагая, за столом земляков было пустовато: сигарета дымила, купюры валялись, в тарелке еще трепыхалась, расправляясь, куфия со следами «соус пикантный, гранатовый».
«Однако!.. и с такими нервами делать палестинскую революцию?» — пожал плечами Великий Русский Путешественник.
История имела продолжение.
Вечеряя после полного переживаний — вы уж мне поверьте! — дня, гость в дружеской компании пересказывал ее, историю, близко к тексту, как всегда хохоча больше всех, а в этот раз значительно: хозяева отказывались ржать, даже не улыбнулись.
— Читай! — сходив за газетой, угрожающе сказал Жо Гималайский. — Читай, чудище! Вслух читай, вервульф!
«Тунис, — прочитал Миша, холодея. — По сообщению пресс-агентства Организации освобождения Палестины, сегодня в лагере палестинских беженцев неизвестными злоумышленниками (накипели слезы… — „Читай, читай, — сказал Жо. — С выражением“) неизвестными злоумышленниками был убит верный сын палестинского народа, руководитель радикального крыла Объединенного фронта освобождения Палестины (комок в горле) доктор Абу-Джияс
В настоящей книге публикуется важная часть литературного наследия выдающегося русско-израильского поэта Михаила Генделева (1950–2009) в сопровождении реального, текстологического и интертекстуального комментария. Наряду с непубликовавшимися прежде или малоизвестными лирическими стихотворениями читатель найдет здесь поэму, тексты песен, шуточные стихи и стихи на случай, обширный блок переводов и переложений, избранную прозу (мемуарные очерки, фельетоны, публицистику, литературно-критические эссе), а помимо собственных произведений Генделева – ряд статей, посвященных различным аспектам его поэтики и текстологическому анализу его рукописей.
Михаил Генделев. Поэт. Родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил медицинский институт. В начале 1970-х входит в круг ленинградской неподцензурной поэзии. С 1977 года в Израиле, работал врачом (в т.ч. военным), журналистом, политтехнологом. Автор семи книг стихов (и вышедшего в 2003 г. собрания стихотворений), книги прозы, многочисленных переводов классической и современной ивритской поэзии. Один из основоположников концепции «русскоязычной литературы Израиля».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.