Великое [не]русское путешествие - [25]
Ослепший, ослабший, счастливо-сопливый, с лобной ломотой малинового звона, он, весь-весь в коже своей лебядиной, он выкарабкался на гранитные ступени и запрыгал на светлейшем, ингерманладском[208], лейб-гвардии ветру на одной ножке, ковыряя ухо, и — слух его отверзся!
Ленинградцы и гости нашего города! Отвернитесь! Сейчас нахал снимет плавки. Вот-вот заголится. Отвернитесь! И вы, девушка, — тоже! И перестаньте дерзить спасателям!.. Молода еще!.. Повторяю! Внимание! Отвернитесь от Генделева, ленинградцы и гости нашего города, последний раз предупреждаем!
И слух его отверзся.
Почему, твердо стоя на берегу, шевеля острыми ушами на берегу белого шума пятимиллионного охлоса — почему кастрюльно задребезжала мембрана тимпаникус[209]? Зачем зябко — что, съедет иголка, взвизга ждешь, акустической подсечки, срыва на петуха?
«Звук! — сообразил Генделев. — Звук снимите, эй! там, наверху — звук! щелкните тумблером — раздражает!»
Да: сов. люди переговаривались естественными сов. голосами. Будничными голосами сов. худ-фильмов. Немножко ходульными. Как чуть-чуть на цыпочках. На волосок буквально завышая — даже если басом — тон. Уловимо на шестнадцатую, на восьмушку, на четверть тона — но выше.
— Никал Саныч! Слыхали, ты идешь на повышение!..
— Отставить, Леонид! Что люди не болтают…
…О, не припишем себе наблюдение, что врущий субъект инстинктивно завышает модуляцию, что, не отдавая себе в том отчета, лгун — подымается по регистру — но чтоб вся Великая Держава?!
Или вокс попули[210] даже на нашем ближневосточном западе — голос толпы ниже, спокойней, не так нервен? Сравнительно с местным Бангладешем.
— Никал Саныч! А может, ему пиздюлей поднакатать?..
— Отставить, молодо-зелено! Вентилируется, Леонид, вентилируется…
О, эпики! Что это? — это — мелочью тренькает сдача морочных очередей отсюда-и-до-закрытия?
О, орфики! дверные ли клацают гармони утренних обморочных троллейбусов-вскочу-на-ходу?
Или сели на связках льдинки отличных открытых гласных пионерских монтажей-шаг-вперед?
Сочку не желаете, орфоэпики[211]?
А желаете обвинить нас в русофобии уже сейчас, или перекурим, покуда мы не зарвемся, обидно воспроизводя аканье, оканье и цоканье неопетербуржан?
Ах, мы — иван не помнящий родства? Мы — калашное рыло?
Ах, мы забываемся? А вы — не заигрались ли часом, старожилы, камергеры-ключники ключей родников и истоков? Не заигрались ли? Очень смешно передразнивая застойные, но от того не менее фрикативные «г», во всех словах с «г» начинающихся? С «гэ», а не, простите, с «х»?
«…переименовать Петербург Белого в Петербург Белова[212]!
Санктъ-Ленинградъ уже и пишет окая…»
Что «Генделев!!!»? Что «Генделев», когда это мой язык! Может, единственная личная моя собственность, с кровью отбитая у семьи и государства?! Что «Генделев!!!»? Я на нем, знаете ли, стихи пишу — вам заткнуться, государи мои! И ты мне не тычь, я те не Иван Кузьмич! Тоже взяли моду: «пасть порву!»… — Хласность! Размахались: «Генделев!», «Генделев»…
— Никал Саныч! Может, все ж таки… того?..
— Отставить, лейтенант! Прикажут полоскать горло Пушкиным — будете полоскать!
…Короче (одевайтесь, Миша, простудитесь — ветер с залива…), короче, своим грудным русским нацмен гордился. Вот ведь — нерусский человек, а как овладел. Не иначе, была у него бонна Арина Родионовна?
Кстати — была! Лидия Ивановна Сердюк, арина родионовна. Чем-чем — русским (ну, что вы стоите как неприкаянный, одевайтесь, застудите комплексы!) своим турист гордился! Экран! (Мелькают кадры хроники: детсад, женская баня, двор, кружок лепки, городской пионерский штаб… Стоп! Построение). На перекличке класс, как прыщи, давил хохот.
— Геньдель! — сладко спивает Лидия Ивановна Сердюк, преподаватель физической культуры (лицо — крупно), опытный педагог.
— Гендэлев! — делая шаг из строя, конечно, последний в шеренге (общий вид, слез наплыв) тщедушнейший «Звонок», член городского пионерского штаба: «Моя фамилия Ген-Дэ-Лев!!!» Смена кадра: эмоциональные бостонские дамы организации «Девы-баптистки для Сиона» собирают крупные пожертвования в пользу Израиля. Голос за кадром: «Так куются характеры героев».
И персонажей. По настоянию проф. 3. Ф., научного консультанта документально-художественного сериала (в худ. эпизодах в роли Поэта — неувядаемый Е. Евтушенко) «Жизнь и смерть д-ра Михаэля С. Генделева» (совм. пр-во к/с им. Довженко и «XX век Фокс») из второй серии «Жизни» купирован эпизод:
Зелик Шираки, серен (капитан, точнее, ротмистр), командир группы офицерских курсов в Црифине[213]:
— Доктор… Гын-д-леб!.. Слиха. Г-нд-л… Шармута[214]!.. Слиха… Доктор Ганд!-леев!
Кацин рефуа (офицер медслужбы) утомленно:
— Зелик, твою мать… Шми[215] — Михаэль Генделев, Зелик… Ген-Дэ-Лев!
А жаль фрагмента — свет был хорош и кадр четок. Сочку не желаете?
Освежает.
На этом бы можно было и закончить праздник на воде, тем паче когда пальнула Петропавловка, ливанский ветеран присел, — адмиральский час — «тем паче» Генделев уже чего-то заторопился, встревожился, спросил который час, ответили твельв о’клок[216]! — и в банке на донышке, опаздывает на явку! —
эх! ставить — так ставить во главу угла примат зрелищности и выразительности: согласитесь! мы не можем не запустить когти в стигматы литературного героя? До тайного свиданья всего ничего, как раз столько, чтоб пока сам турист не слышит, выходя к Неве и заглядевшись на (до чего обшарпан, обдрипан Ленинград!) ансамбли, стоящие на втором, некоторые утверждают — на первом месте в мире (а английская королева, общеизвестно, курит исключительно «Аврору»), почешем языки!
В настоящей книге публикуется важная часть литературного наследия выдающегося русско-израильского поэта Михаила Генделева (1950–2009) в сопровождении реального, текстологического и интертекстуального комментария. Наряду с непубликовавшимися прежде или малоизвестными лирическими стихотворениями читатель найдет здесь поэму, тексты песен, шуточные стихи и стихи на случай, обширный блок переводов и переложений, избранную прозу (мемуарные очерки, фельетоны, публицистику, литературно-критические эссе), а помимо собственных произведений Генделева – ряд статей, посвященных различным аспектам его поэтики и текстологическому анализу его рукописей.
Михаил Генделев. Поэт. Родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил медицинский институт. В начале 1970-х входит в круг ленинградской неподцензурной поэзии. С 1977 года в Израиле, работал врачом (в т.ч. военным), журналистом, политтехнологом. Автор семи книг стихов (и вышедшего в 2003 г. собрания стихотворений), книги прозы, многочисленных переводов классической и современной ивритской поэзии. Один из основоположников концепции «русскоязычной литературы Израиля».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Главный герой романа анализирует свою жизнь через призму болезненного увлечения футболом. Каждое событие в его жизни прежде всего связано с футбольным матчем любимого «Арсенала», ведь он Болельщик, каких поискать, и кроме футбола в его жизни нет места ничему другому.В романе масса отсылок к истории игр и чемпионатов второй половины 20 века, но, несмотря на это, книга будет интересна не только болельщикам. Ведь на этом примере писатель рассказывает о роли любого хобби в жизни современного человека – с одной стороны, целиком отдавшись любимому увлечению, герой начинает жить оригинальнее и интереснее обычных смертных, с другой, благодаря этой страсти он застревает в детстве и с трудом идет на контакт с другими людьми.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.