Великие заговоры - [95]

Как уже известно читателю, доверие народа к нему постепенно падало, однако последним шагом на пути к полной дискредитации стала церемония коронования. Мимолетная торжественность и великолепие ее, некоторое время занимавшие внимание римлян, подавали повод для серьезных размышлений. Роскошь одеяния, пышность стола, обилие яств, громадная процессия, состоящая из самых родовитых римских и итальянских синьоров, так и проглядывавшие во всем поведении обыкновенного государя, вызвали поначалу тайные вздохи сожаления, а вскоре совершенно покончили с благоговейным почтением, которое народ вначале испытывал к узурпатору. Совершенно ничего не замечая, Риенци по-прежнему полагал, что может себе позволить все, и решил нанести последний, сокрушительный удар по столпам римского нобилитета.

Под разными предлогами он пригласил к себе во дворец многих римских синьоров и велел их арестовать, окружив себя самого надежной охраной. Трибун боялся, что этот шаг вызовет возмущение в среде их сторонников, а потому пустили слух, что все задержанные — изменники родины, замышлявшие заговор против правительства. Народ собрался на Капитолии, куда привели и предполагаемых виновных. Стефано Колонна, всего лишь одна из сиятельных жертв, приготовленных для заклания узурпатором, приподнял за край полы одеяние трибуна и сказал: «Подобает ли простому платью пышный орнамент, народный трибун?» Смелость Колонны, гордость его взгляда и глухой ропот при словах этих, охвативший толпу, заставили Риенци побледнеть, ибо от природы он был довольно робок и легко терял самообладание. У трибуна не хватило сил продолжать, и он перенес дело на следующий день. Тогда в голове его созрел варварский план, он велел повсюду на Капитолии и на его ступенях расстелить красные и белые ковры — белые для того места, где заседал совет, красные — для того, где предстояло разыграться кровавой трагедии. Затем Риенци послал духовника каждому из заключенных и велел бить в капитолийские колокола. При этом роковом звуке синьоры поняли, что участь их предрешена, приговор вынесен, и приготовились к смерти.

Народ между тем исполнился жалости к узникам, шедшим на казнь, и не мог сдержать горя при одном только известии об участи, ожидавшей людей самого высокого ранга. Не слышалось привычных возгласов одобрения и рукоплесканий, какими обычно одобряли суровость трибуна при исполнении казней. Повсюду царило мрачное и зловещее молчание. Казалось, сочувствие к судьбе несчастных завладело сердцами собравшихся. Стоявшие ближе всех к Риенци, заметили это и указали ему на изменение настроений толпы. Воспользовавшись случаем, они стали молить его о милосердии к узникам и употребляли для этого самые мягкие и деликатные выражения, настойчиво указывая на серьезность назревающей угрозы.

Трибун понял, что поторопился и зашел слишком далеко в столь деликатном деле, и, сразу приняв верное решение, велел подвести заключенных. Вместо того чтобы произнести роковые слова приговора, он умолял народ быть снисходительным к сиятельным преступникам, заслуги которых перед государством и происхождение их заслуживали некоторого снисхождения. Внутренне негодуя при виде того, как из его рук похищают намеченные жертвы, он сам просил о милосердии для них и от имени народа сам же его им и даровал. «Будьте готовы принести себя в жертву делу спасения народа, сейчас даровавшего вам богатства и жизнь!» Потрясенные столь неожиданной переменой синьоры склонились перед ним в глубоком молчании. Желая вновь и всецело завоевать расположение своих сторонников, трибун окружил чудом избегших казни узников вниманием и заботой, осыпал дарами, но, едва они покинули Рим, как, само собой разумеется, задумали отомстить за пережитые ими ужас и унижения. Они начали укреплять свои замки и города, снабжая их всем необходимым вооружением и продовольствием. Риенци и не думал мешать всем этим приготовлениям, но вскоре испытал на себе последствия своей беспечности. Едва синьоры почувствовали себя в состоянии предпринять решительные действия, они первым делом совершили нападения на окрестности Рима, грабя и разрушая поселки, беря в плен людей, угоняя скот, предавая все огню и мечу. Смерть и опустошение окружили Столицу Мира.

Трибун, разбуженный ото сна всеобщим ропотом, решил перейти к решительным действиям. Было набрано войско числом свыше 20 тыс. человек, которое нанесло жестокий удар по Сан-Марино, самой сильной и хорошо укрепленной крепости заговорщиков.

И в этот неподходящий момент Клемент VI направил в Рим легата, которому было поручено возбудить судебное дело против Риенци в случае, если тот не пожелает добровольно отказаться от верховной власти. Конечно, папа имел в своем распоряжении одни лишь проклятия и мог в крайнем случае угрожать отлучением от церкви, но духовного оружия было явно недостаточно, чтобы укротить узурпатора. Когда легат прибыл в Рим, он тотчас написал трибуну, что войска мятежников, со всех сторон блокировавшие Город, заставят его выполнить приказ Верховного понтифика, но тот и не думал подчиниться.

Прежде всего он отдал приказ разрушить до основания все палаццо восставших синьоров, потом, вступив в собор Святого Петра, облачился в старинную тунику, которую древние императоры имели обыкновение надевать в день коронации. Надел доспехи, опоясался мечом и под звуки труб выступил во главе своей конницы в поход с короной на голове и скипетром в руке. В таком шутовском наряде прибыл он в Ватикан. После довольно краткого разговора с легатом они расстались, так и не придя ни к какому соглашению и весьма мало довольные друг другом.