Великие заговоры - [93]

После его удаления из Города все гранды получили приказ удалиться в свои наследственные владения, и ни один из них не осмелился не подчиниться. После столь неожиданного государственного переворота, происшедшего самым простым и естественным образом, Риенци оказался полновластным хозяином Города, очистил и обезопасил от бандитов все его кварталы, поставил отряды народной милиции и старой папской гвардии на мостах и вдоль берега Тибра, учредил на место старых и коррумпированных чиновников и судей новых, способных честно отправлять и свою должность и дело правосудия. Он беспощадно покарал всех попавших в его руки злодеев. Народ был совершенно удовлетворен тем, что вручил верховную власть человеку, умеющему так хорошо пользоваться ею во имя общего блага.

Однако Риенци, боясь выглядеть в глазах людей всего лишь презренным узурпатором, предпринял шаги, которые должны были помочь ему заручиться одобрением верховного понтифика, и преуспел в этом, ибо Клемент VI, понимая, что сейчас никак не сможет наказать мятежного подданного, посчитал за лучшее притвориться и не доводить его непредсказуемой дерзости до крайних пределов. Авиньонский двор принял решение признать и утвердить ди Риенци и Раймунда[155] в тех правах, которые даровал им народ. Более того, он похвалил решимость и рвение узурпатора и убеждал его и впредь вести себя подобным образом, чтобы быть достойным высокого покровительства Святого Престола. Вот до чего иной раз доходила политика итальянцев!

Тщеславный Риенци всегда выказывал немалое желание именоваться «Восстановителем римской свободы», но присвоение ему этого пышного титула, вместо того чтобы усилить его власть и влияние, лишь дискредитировало его.

Напомнив римлянам о тех временах, когда наглость синьеров заставила народ для борьбы с ними создать должность народных трибунов, новый повелитель Рима сказал, что в нынешних обстоятельствах народу требуются подобные защитники. Он утверждал, что возрождение старинного института будет иметь самые благотворные последствия, и римляне, не колеблясь ни минуты, даровали ему то, чего он больше всего желал, и присоединили к титулу трибуна[156] еще один — титул «освободитель Отечества».

Представители знатных родов, удалившиеся в свои замки, трепетали — узурпатор с каждым днем становился все сильнее и сильнее, — и поэтому они тайно собирались, обдумывая, как уничтожить врага, но время шло, а средства не находилось, и противники установившегося режима разъезжались в свои поместья ни с чем. Узнав, что аристократы не унимаются, Риенци вызвал их всех к себе в Трибунал[157] и велел принести присягу на верность Республике под страхом суровых кар, каких достойны могут быть государственные изменники. Такая угроза для грандов была подобна удару молнии или раскату грома среди ясного неба, но они вынуждены были повиноваться. И первым, кто должен был произносить слова присяги трибуну, был юный Стефано Колонна, сын римского градоначальника, остальные последовали его примеру.

Когда трибун увидел, что его власть в достаточной мере упрочена, он все заботы свои направил на отправление правосудия, и надо признать, никогда еще доселе ни один законный монарх не демонстрировал большей справедливости. Риенци был в первую очередь бичом негодяев и неизменно наблюдал за безопасностью и общественным спокойствием. Рим в короткое время был очищен от злодеев; леса и дороги стали безопасны; расцвела торговля, всякая вещь приобрела новый, сияющий, доселе неведомый облик..

Легкость, с какой трибун стал полновластным хозяином Рима, позволила ему простереть свои цели и замыслы на всю остальную Италию, которую он, без сомнения, тоже намеревался подчинить своему владычеству. Едва задумав новое грандиозное дело, Риенци собрал римлян и сказал им, что мало освободить их родину от рабства, — ведь это значит, восстановить лишь малую часть ее былой славы, — надо всеми силами стараться объединить маленькие разрозненные государства, разделившие страну, и образовать из них единый организм, единое тело, всеми движениями которого будет отныне руководить Рим. Помимо этого, Кола ди Риенци сказал, что намерен пригласить все города помогать ему в осуществлении этого замысла, способного вновь вернуть Риму могущество времен древней Республики.

Речам его аплодировали, все просили трибуна поскорее приступить к осуществлению столь славного проекта. Тогда Риенци послал гонцов ко всем итальянским государям и правителям, убеждая их восстановить Рим в его былом могуществе и великолепии. Он довел свою дерзость до того, что отважился писать всем коронованным особам Европы, прося у них дружбы и в свою очередь предлагая им свою. Так человек самого низкого происхождения обращался как с равными с самыми могущественными суверенами Европы. Самым удивительным во всем этом было то, что почти все государи отправили к нему свои посольства, так что римский народ поверил в возращение счастливых времен, когда все цари и правители сложат наконец свои скипетры у его ног, единодушно признав верховенство столицы мира.

Поведение трибуна до сих пор было безукоризненно, ему нельзя было вменить иного преступления, кроме полумирного, полунасильственного захвата власти. Правда, был он суров и неохотно прощал проступки тем, кто превосходил его знатностью происхождения, но наказания его тяжким грузом ложились лишь на негодяев, недостойных жизни. Однако у Риенци был один и очень важный недостаток — ему не доставало ума и величия духа, чтобы никогда не забывать, кем он был и куда волею фортуны вознесся. Могущество ослепило его, богатство изнежило, постепенно заставив погрязнуть в расточительстве и распутстве.