Великие заговоры - [88]

Пока эти два синьора были в дороге, герцог, ничего не знавший еще о том, что готовит ему судьба, находился в ужасной тревоге. Надежда и страх, охватывая его душу попеременно, доводили несчастного до исступления. Удаленность Виллависьёсы от Лиссабона[139] не позволяла ему узнавать о новостях так скоро, как он того желал. Одно он знал наверняка — в эти самые минуты решалась его жизнь, его дальнейшая судьба. Весь день и часть ночи провел он в волнении, пока, наконец, не явились Мендоса и Мелло и не положили этому конец. Первым делом они пали перед доном Браганцей на колени, и самый вид их больше, чем их слова, поведал герцогу о том, что все прошло благополучно и он теперь король Португалии. Весь замок огласился радостными криками — новость тут же распространилась по окрестностям. Каждый спешил оказать должные почести новому монарху, и эти первые приветствия и крики восторга тронули его сердце больше, чем вся роскошь торжественных церемоний последующих лет его царствования.

Дон Жуао де Браганца тотчас выехал в Лиссабон. Вся знать, вельможи двора вице-королевы, магистраты городов вышли встречать его задолго до появления на горизонте крыш Лиссабона. Все остальное королевство последовало примеру столицы: никогда еще революция не была столь скорой и всеобщей. Каждый день приносил известия о том, что все новые города и провинции Португалии изгоняют испанцев и переходят на сторону нового короля. Коменданты крепостей были не решительней лиссабонского коменданта. И то ли потому, что у них не было достаточно войск и вооружений, то ли потому, что им недоставало храбрости, но сопротивления они не оказывали — никому из них не хотелось повторить участь Вашконселло, так что один за другим они бежали из своих городов и крепостей быстрее, чем узники бегут из ненавистной им тюрьмы. Во всей Португалии не осталось ни одного не арестованного, не убитого (или бежавшего оттуда) испанца, и все это за какие-то пятнадцать дней.

Впрочем, нет, я допустил ошибку, остался один синьер — дон Фернандо де ла Куэва, комендант цитадели святого Жуао в устье реки Тежу (испанское название реки Тахо), который в совершенном одиночестве решил бороться с революцией, решив ни за что не отдавать форпост испанского владычества врагу. Его гарнизон состоял из одних испанцев, защищавшихся как львы. Дон Фернандо, долго отбивая атаки португальцев, все-таки уступил, ссылаясь на голод и недостаток войск, однако его офицеры отказались подписывать акт о капитуляции, и был среди них один молодой испанский идальго, который заявил, что продержится, несмотря ни на что, еще три недели до подхода основных испанских сил.

Таков был успех португальского заговора. Дело это должно рассматриваться как настоящее чудо конспирации, принимая во внимание число участвовавших в нем людей самых различных интересов и характеров. Но уж таков, видно, был результат той исключительной ненависти, которую испытывали с давних пор заговорщики к власти испанской короны. Частые войны, которые вели эти близкие, казалось бы, друг другу народы, породили глубокую вражду между двумя нациями. Спор из-за недавно открытых Индий и частые территориальные и династические претензии не в малой степени способствовали росту взаимной вражды и неприязни.

Новость о революции в Португалии скоро достигла двора в Мадриде. Первый министр был в отчаянии от того, что заговорщикам удалось так тонко провести его. Но Филиппу IV новые тревоги были ни к чему, он уже и так увяз во Франции, Голландии и Каталонии. Весь двор знал о том, что произошло в Португалии, один лишь король ничего не ведал, и никто не осмеливался ему об этом сказать из страха перед герцогом Оливаресом, никому не простившим бы такой любезности. Однако португальское восстание наделало немало шума и долго скрывать его было невозможно. Тогда первый министр, боясь, что его недруги доложат обо всем королю в самом невыгодном для него свете, решил сам тому все открыть, но так хитро и тонко повел речь, что король сразу ничего не понял, а если и понял, то не постиг бы всей тяжести поражения.

«Сир, — сказал ему Оливарес, смело глядя в лицо своему государю, — я принес вам доброе известие. Ваше величество присоединили к своим владениям новое великое герцогство с прекрасными и обильными землями». «Как это?» — изумился король. «Дело в том, — отвечал ему министр, — что герцог де Браганца совсем потерял рассудок и позволил увлечь себя низкой черни, провозгласившей его королем Португалии. Таким образом, теперь нам предстоит с полным правом конфисковать все его владения и присоединить их к вашим, ибо с угасанием дома де Браганцы Вашему величеству предстоит одному править его землями».

Сколь ни был слабоумен Филипп IV, но и его не могла обмануть такая речь, так что, помолчав некоторое время, он спросил у первого министра, когда и как намерен тот подавлять восстание. Король Португалии, со своей стороны, прилагал все силы к упрочению своего положения. Он посылал специальных комиссаров для сбора новых войск, тщательно изучал древние акты и постановления, чтобы изгнать хотя бы малейшее сомнение в законности своих претензий на верховную, королевскую власть. Затем, решив показать подданным, сколь правы они были, поддержав его, он отменил все несправедливые налоги времен испанского владычества, дал высшие и ответственные посты в государстве тем из заговорщиков, которые этого заслуживали и, кроме того, выказали больше рвения в деле его возвышения. Пинто больше других уповал на его милость, но, так как он был незнатного происхождения, дон Жуао не решился поднять его до высших постов. Несмотря на это, он всегда оставался самым доверенным лицом при своем господине, а авторитет, каким он пользовался, совершенно избавил его от тяги к звонким и пустым титулам и званиям, очень часто не дающим никакой реальной власти.