Великие заговоры - [85]

По совету Пинто герцог выехал из своей резиденции, носящей название Виллависьёса, и прибыл в замок, хорошо укрепленный и расположенный недалеко от Лиссабона. Ехал он в роскошном, почти что королевском экипаже в сопровождении самых знатных синьоров и военачальников. Процессия скорее напоминала торжественное шествие короля, чем путешествие обычного губернатора провинции, посещающего с инспекцией города. Сейчас он находился так близко от Лиссабона, что не мог не засвидетельствовать своего почтения вице-королеве. Он вступил в город под приветственные крики толпы, и похоже было, что не хватает только герольда, чтобы провозгласить его королем, да самому ему не достает смелости возложить корону на свою голову. Но герцог был слишком осторожен, чтобы доверять непостоянному и склонному к перемене народу замыслы столь серьезные. Он скромно удалился в родовой замок синьоров де Алмада, в стенах которого устроил совещание с тремя главными заговорщиками[136]. Они живо нарисовали ему безрадостное положение дел в королевстве, опасности, которым подвергается его особа, желание всей нации видеть его на троне и легкость осуществления этого. Герцог отвечал, что вполне одобряет все ими сказанное, но пока ждет дальнейшего развития событий и откроет свои замыслы лишь тогда, когда накал страстей в обществе достигнет предела.

Договорившись обо всем с Пинто, он вновь вернулся в имение Виллависьёса и оттуда сообщил о настроениях и предложениях, сделанных ему португальскими грандами, своей жене. Герцогиня была испанкой по рождению, сестрой герцога Медины Сидонии, испанского гранда и губернатора Андалузии. Она рождена была с огромной склонностью ко всему великому и рискованному, и постепенно склонность эта переросла во всепожирающую страсть к величию и славе. Герцог, ее отец, с самого рождения заметивший в ней эти качества, приставил к девочке опытных учителей, которые и развили ее честолюбие до невиданных размеров, внушив, что во всем мире не найдется другой такой благородной, знатной и добродетельной грандессы, как она. Сразу после своего замужества она с такой легкостью освоила все обычаи, привычки и манеры португальцев, что казалась уроженкой. Лиссабона. Очень непохожая на большинство женщин, она всегда избегала суетных удовольствий и развлечений и в часы досуга занималась лишь тем, что могло украсить и укрепить разум. Герцог де Враганца, бесконечно ее уважавший и безгранично ей доверявший, ничего не хотел предпринимать, не посоветовавшись с женой. Он открыл ей планы заговора и имена заговорщиков, не скрыл и опасностей, сопровождающих обычно подобные предприятия.

Но такое рискованное дело лишь еще сильнее возбудило отвагу в герцогине и пробудило в ее сердце властолюбивые желания. Она уверила супруга, что он имеет неоспоримые права на корону, что в том плачевном положении, в котором ныне пребывает Португалия, не подобает дворянину такого высокого ранга оставаться безучастным к страданиям родины, ибо этого не простят ему ни его дети, ни даже отдаленные потомки. Она рисовала дело в самых радужных тонах, преувеличивая легкость захвата трона, так что в конце концов окончательно убедила мужа.

А между тем при дворе в Мадриде стали испытывать немалое беспокойство. Народное ликование в Лиссабоне во время приезда герцога де Браганцы в город сильно встревожило первого министра испанской короны. Он начал подозревать, уж не ведутся ли в столице Португалии тайные совещания и переговоры, и некоторые слухи, зачастую предшествующие самым неожиданным событиям, вызывали у него живейший страх. Чтобы помешать португальцам в осуществлении задуманного ими, герцогу де Браганце был послан специальный приказ немедленно явиться ко двору и дать отчет о положении гарнизонов и городов вице-королевства, для которого этот приказ был ударом молнии или раскатом грома посреди ясного неба. Убежденный в том, что ему готовится западня, из которой на этот раз ему не выбраться, Браганца был в некоторой нерешительности и решил обратиться за советом к соратникам. Он встретился с Мендосой и сообщил о полученном приказе, и тот заверил его, что настало время решиться и выбрать, корона или смерть. Герцог отвечал, что готов исполнить все необходимое, чтобы освободить Португалию от тирании испанцев, и приступил к совещаниям с Пинто, как это осуществить. Вот что было решено.

В движение, начиная с Лиссабона, должно было быть приведено все королевство в один и тот же день, когда этот великий город объявит о провозглашении герцога королем, то же самое должны были сделать и все прочие города Португалии. Способствовать выполнению этого должны были те из его друзей, которых именно он назначил губернаторами городов и крепостей по всей стране. Одним словом, движение должно было разом, подобно всеобщему пожару, охватить всю страну, весь народ, дойти до отдаленных и богом забытых мест, чтобы едва опомнившиеся испанцы не знали, куда, в какую сторону обращать свое оружие.

Были разосланы тайные инструкции, как провести бескровный и тихий захват такого большого города, как Лиссабон.

Пинто был посредником между герцогом и остальными заговорщиками, именно он уведомил их о намерениях господина. Д’Алмейда и Мендоса тотчас послали за Мосо и Корее, двумя богатыми лиссабонцами, имевшими большой авторитет в народе и часто занимавшими те или иные должности в городском совете. Именно под их влиянием сейчас находились ремесленные корпорации города, которые эти ревностные горожане уже давно подбивали к бунту, настраивая сограждан против Испании. Но и без того шли постоянные разговоры о новых налогах, которые тяжким бременем должны были лечь на ремесленников и рабочих мануфактур. Мосо и Корео намеренно уволили всех самых решительных и склонных к бунту рабочих, говоря, что кризис торговли и производства не позволяет им платить, но на самом деле для того, чтобы нищета довела несчастных до отчаяния и восстания. Кроме того, они поддерживали постоянную переписку с главами всех кварталов города, которым был сообщен день и час общего выступления.