Великие заговоры - [35]

Когда же царю стало ясно, что Ферора упорствует, не желая развода с женой, он повелел тому удалиться за пределы Иудеи. Ферора охотно покорился и поклялся никогда больше не возвращаться ко двору. Он в точности выполнил свое обещание и даже когда тяжелобольной Ирод послал за своим братом, чтобы доверить ему, прежде чем смерть унесет его, самые важные и насущные государственные секреты, тот отвечал, что страх совершить клятвопреступление запрещает ему снизойти к воле умирающего царя. А некоторое время спустя самого Ферору сразила смертельная болезнь, и Ирод, ни словом не обмолвившись о своей обиде, отправился к брату и даже явил ему пример самого пылкого братского чувства и расположения. Таков был характер Ирода, часто удивлявший и не менее часто возмущавший его покровителя в Риме — императора Августа. Повидавшись с братом и вернувшись домой, Ирод спустя несколько дней узнал о кончине Фероры, а вскоре стали известны и все подробности заговора Антипатра.

Два вольноотпущенника умершего явились к Ироду и засвидетельствовали ему, что их хозяин был отравлен, и молили Ирода не оставлять без наказания столь явное злодейство. Были доставлены и улики, по которым многие женщины дома Фероры подверглись жестоким пыткам. Несчастные, терзаемые палачом, так ни в чем и не признались, но нашлась одна, не смогшая стерпеть дикой боли разрываемого тела и в полуобморочном состоянии чуть слышно прошептавшая сквозь рыдания: «Да, не допустит бог, чтобы мать Антипатра избегла общих мучений, единственной виновницей которых была она сама». Слова эти встревожили царя, и он велел привести в чувство и вновь пытать несчастную женщину, которая призналась, что Антипатр смертельно ненавидит отца и горячо желает ему смерти, чтобы как можно скорее овладеть короной — единственным предметом его мечтаний. Однако показания эти были чересчур расплывчаты и вырваны из груди истерзанной и полумертвой женщины: следовало найти им более серьезные подтверждения. Один из слуг Антипатра сознался[22], что вручил Фероре смертельный яд, которым тот должен был отравить царя. Яд этот был привезен из Египта Антифилом, одним из друзей Антипатра, а Фейдион, дядя Антипатра по матери его Дориде (сестре Фейдиона), лично вручил его Фероре, передавшего его своей жене. Ту привели для допроса, и она созналась, что действительно хранила яд, и тотчас пошла за ним. Но вместо того, чтобы принести его, она стремглав выбежала на одну из галерей дворца и бросилась вниз со стены, так, впрочем, и не найдя смерти. Несчастную привели в чувство, и сам царь обещал ей и ее семейству прощение, если она скажет правду. «Хорошо, я открою вам важную тайну, — промолвила Ироду вдова Фероры, — этот яд привез из Египта Антифил, ваш сын Антипатр купил его у него, чтобы использовать против вашего величества. Мой супруг обо всем знал и дал свое согласие на вашу смерть, потому что тогда навлек на себя ваш гнев, государь, и боялся его печальных последствий. Однако чувство братской любви и привязанности, которые вы ему явили во время его болезни, совершенно изменили его чувства и мысли. Однажды он позвал меня и сказал: «Я был введен в заблуждение Антипатром и оказался слишком слаб, чтобы не дать вовлечь себя в братоубийственное дело, которое нынче внушает мне отвращение. Я не хочу, чтобы душа моя перешла в иной мир запятнанной самым гнусным из злодеяний. А потому прошу вас бросить сейчас, в моем присутствии, в огонь этот яд». И я, повинуясь моему супругу, тотчас сожгла его, сократив лишь малую толику, чтобы самой воспользоваться, если вы пожелаете предать меня позорной казни после внезапной смерти моего супруга».

Вдова Фероры затем показала Ироду тайник, в котором хранился яд, и самый флакон, его содержащий. А тем временем один из вольноотпущенников Антипатра вернулся из Рима и, подвергнутый пытке, тоже показал против своего патрона.

На этот раз Ирод скрыл свой гнев, написав Антипатру, что неотложные дела в Иудее требуют срочного возвращения, но хотя письмо было полно самых нежных, самых душевных излияний и уверений в любви и отцовской привязанности, Антипатр им не поверил. Оскорбление, нанесенное его матери, изгнанной с позором из царского дворца, возбудило в его душе страшные подозрения, и он понял, что заговор открыт. Прибыв на Сицилию, он заколебался, стоит ли ему вообще продолжать путешествие. Мнения друзей разделились. Одни предлагали ему ждать, другие советовали поторопиться с отъездом, чтобы тем скорее и уже наверняка развеять подозрения отца и расстроить происки врагов. Некоторое время пребывая в нерешительности, он наконец согласился со вторыми и последовал их совету, решив продолжить путешествие. Он вновь вступил на корабль и достиг портового города Себасты. Но едва ступив ногой на родную землю, он понял, что впал в немилость: с кем бы ни встречался он по дороге, все бежали от него, осыпая проклятиями. Тогда он прибыл в Иерусалим и предстал перед воротами дворца, в который позволено было вступить ему одному, в то время как сопровождавшим его спутникам вход был строго воспрещен. Когда, приблизившись, он хотел обнять своего отца, Ирод с явным отвращением оттолкнул его и прямо заявил, что теперь не он его отец, а Квйнтилий Вар, наместник Сирии, который и будет ему судьей. Какой страшный, если не сказать сокрушительный, подобный грому среди ясного неба удар для Антипатра. Теперь и этот преступный царевич увидел себя один на один перед лицом разгневанного отца, похоже, не знающего даже слова «милосердие» и совершенно неспособного пощадить не только виновных, но и невинных.