Великие заговоры - [36]

На следующий день Ирод созвал многолюдное собрание, на котором председательствовал Квинтилий Вар и присутствовала Саломея и почти все родственники царя, обвинители преступника и некоторые из слуг, взятых с поличным, захваченные с письмами, способными служить доказательством их преступления.

Наконец Антипатр предстал перед этим трибуналом. Он бросился в ноги царю и просил не осуждать его, предварительно не выслушав. Ирод повелел ему встать, а потом сказал: «На себя ли мне жаловаться за то, что я произвел на свет божий неблагодарных детей? Благодеяния, которыми я осыпал Антипатра, не помешали ему покуситься на мою жизнь. Он захотел посредством преступления овладеть царским венцом, предназначенным ему самим рождением и волей любящего отца. Что за странная, нелепая судьба. И какие выгоды надеялся извлечь несчастный из своего отвратительного, гнусного замысла? Неужели он боялся того, что не взойдет на трон? Но ведь я сам назначил его своим преемником. Быть может, его терзали сомнения в отношении моей монаршей воли? Но ведь я разделил с ним власть. Сможет ли он упрекнуть меня в том, что я не снабжал его деньгами для поддержания на должной высоте его достоинства и даже штата его приближенных? Словом, во всем, буквально во всем сравнялся он могуществом, авторитетом и даже пышностью своего двора с самим царем!

И, по-видимому, именно это всего более тревожило и распаляло его алчное сердце: возвысившись до меня, он по-прежнему продолжал быть подданным, принужден был повиноваться своему господину и повелителю. Но даже если это было для него невыносимо, до часа окончательного освобождения от меня и восхождения на отцовский престол оставался лишь миг. Неужели не мог он подождать смерти царя, которого старость и немощи поставили на край могилы? Но таков оказался этот царевич, выказавший столько рвения в осуждении моих верных подданных. Палач, осудивший и предавший смерти невинных, — таков мой сын, разве не под влиянием его злобных наветов я осудил его братьев?»

В это мгновение Ирод не смог сдержать себя и залился слезами. И поскольку говорить он не мог, человек, всецело облеченный его доверием и очень хорошо знающий все дело, приступил к допросу свидетелей. Был вызван и Антипатр, который в таких словах выразил суть своего дела:

«Мне известны, — промолвил он, — все мои обязательства перед царем. Я хорошо знаю, чем ему обязан, а также и то, чем обязан он мне. Уже одно перечисление этих услуг позволило бы доказать мою невиновность. Разве существовал когда-либо обычай осыпать милостями и награждать того, кем недовольны или тем более тайно ненавидят. Поэтому полагаю, если мой отец дал мне столь многие и убедительные свидетельства своей нежности и любви, разве не служат они верным доказательством моего исполненного перед ним долга? Вероятно ли, чтобы после спасения его жизни кто-то, а тем более я, возжелал отнять ее у него? Никто не готовится к совершению столь великого преступления, как покушение на жизнь и власть царя, без достаточных на то оснований. Но какая же причина могла подвигнуть меня на восстание и отцеубийство? Ирод назначил меня своим преемником и мне недоставало только титула царя, ибо авторитетом и властью я уже обладал. И, право же, уже почти владеющий царством стал бы я проливать хоть каплю невинной крови, могущей как раз-таки и лишить меня всякой надежды на уже почти принадлежащее мне по праву? Поведение же, которого я держался в отношении Александра и Аристобула, служит как раз вернейшим доказательством моей горячей любви, которую я всегда испытывал к отцу. Увидев, что жизнь его в опасности, я не побоялся стать обвинителем моих братьев и не раскаиваюсь, что разделил с ним ответственность за их гибель, поскольку только от нее зависело сохранение жизни царя. Это надежное свидетельство говорит в мою пользу. Но если вы не верите моим словам, ступайте в Рим, обратитесь к Августу: свидетельству этого принцепса, чья добродетель сделала его равным богам, вы вполне можете доверять. Я мог бы здесь представить вам все написанные мною письма, которым тоже следовало бы дать веру, ведь поверили же вы некоторым гнусным клеветникам, всеми силами стремящимся навредить мне во время моего отсутствия и горящим одним гнусным желанием — посеять раздор в семействе царя.

Что касается показаний честных свидетелей, то они ни в чем не могут меня уличить, поскольку вырваны у них в бессознательном состоянии и под пыткой. И если вы считаете пытку надежнейшим средством раскрытия истины, то я сам прошу вас и меня ей подвергнуть, посмотрим, способна ли она вырвать из моих уст признания в преступлении, в котором меня обвиняют».

Антипатр залился слезами и закрыл ладонями лицо. Спектакль произвел должное впечатление на присутствующих. Сам Ирод, казалось, был взволнован, но прилагал немалые усилия, чтобы не выдать того, что творилось в его душе.

Теперь Николай Дамаскин начал свою речь, дабы продолжить и подкрепить обвинительную речь царя. Он подробно остановился на каждом пункте обвинения, привел свидетельские показания и в особенности обратил внимание слушателей на доброту Ирода к своим сыновьям: «Не вы ли обвиняли ваших братьев и приложили все силы, чтобы их приговорили к смерти?