Великие заговоры - [101]

Римляне, жадно внимавшие его речам, и сами убеждали Риенци как можно скорее осуществить свои столь благородные проекты. «Возвращайтесь поскорее в ваш возлюбленный Рим, поторопитесь извлечь его из бездны несчастий, станьте нашим государем, а уж мы окажем вам любое содействие; будьте уверены, что никогда еще прежде вас так не любили и не уважали, как ныне».

Так убеждали Риенци, но от убеждений этих реальных средств к овладению Городом не прибавлялось. Нищета римлян не позволяла им рассчитывать на свои силы. С другой стороны, страх перед папским легатом держал их в узде. Все ограничивалось бесполезными, но горячими заверениями в том, что они отдадут жизнь для восстановления власти своего трибуна. Он между тем уже начинал терять терпение, как вдруг счастливый случай нежданно помог исполнению его надежд.

Италия в то время была наводнена отслужившими свой век солдатами или дезертирами, жившими исключительно грабежом. Некий родосский[168] рыцарь по имени Монреаль, провансалец по происхождению, собрал вокруг себя всякий сброд, отпетых грабителей с большой дороги и уличных воров и сформировал из них некое подобие регулярного войска, получившего название «мазнадьеров»[169]. Так родилось движение, впоследствии причинившее ужасный урон Италии, Провансу и многим другим провинциям Франции.

Удивительная, баснословная добыча, которой главарь этой поначалу небольшой шайки разбойников ухитрился завладеть, привлекала к нему огромное количество людей, не только солдат-наемников, но и вообще представителей самого различного звания, сословия и ранга, нуждающихся в деньгах или просто жадных до наживы. Они признали его своим главой и поклялись в вечном повиновении и верности. Помимо этого, Монреаль умел поддержать такой порядок в своих войсках, что никогда ни зависть, ни ненависть, ни взаимные разногласия не нарушали в них согласия. Это было некое подобие бродячей республики на конях и колесах, в которой каждый был в первую очередь занят общим делом. Из этого нетрудно заключить, что требовалось иметь немалый талант и мужество для поддержания спокойствия и организованного порядка в таком разношерстном и свирепом войске.

Монреаль сумел заставить платить ему почти всю Италию и постепенно собрал несметные сокровища[170]. Риенци решил сделать из него своего покровителя, но, опасаясь, не запросит ли человек такого нрава слишком высокой платы за свои услуги, не отважился обратиться к нему сразу. Прежде всего он постарался завязать дружбу и добиться расположения двух его братьев — Аримбаля и Беттрона[171]. Первый был сведущ в литературе и его легко было сманить тем изяществом, с каким ди Риенци умел произносить речи. Итак, они встретились и понравились друг другу, часто разделяя друг с другом обеды и ужины, во время которых Риенци как бы невзначай заводил речи о могуществе и славе древних римлян, в истории которых находил потрясающие примеры доблести, добродетели и великих свершений и побед. Он говорил так живо и вдохновенно, что Аримбаль не мог сдержать своего восторга. Риенци знал, к кому обращаться и с кем вести вдохновенные беседы, ибо избрал для своих упражнений в ораторском искусстве юношу пылкого и еще неопытного, с умом скорее блестящим, чем глубоким, в душе которого любая фантастическая химера превращалась в реальность.

Аримбаль, обманутый речами и обещаниями своего друга[172], решил способствовать планам человека, казавшегося достойным самой высокой судьбы, и Риенци просил у него 3 тыс. флоринов на набор и экипировку войска. Тот дал ему гораздо больше[173] и даже просил на часть этих денег приобрести себе роскошные и торжественные одеяния, вполне подходящие для такого момента. Когда все было готово, Риенци в роскошном наряде явился к кардиналу д’Альборно в Монтефьясконе и заявил: «Я прибыл сюда, чтобы получить от вас распоряжения и просить объявить наконец меня сенатором Рима, как желал этого верховный понтифик. Я проложу вам дорогу и помогу привести в повиновение папе всех тех, кто в силу раздоров и восстаний забыл о своем предназначении служить ему». Легат сдался настойчивым просьбам ди Риенци и провозгласил его римским сенатором и губернатором Города, не дав тем не менее ему в помощь ни людей, ни денег для исполнения задуманного.

Риенци на свои средства (вернее, на средства Монреаля) собрал небольшой отряд и двинулся на Рим. Когда там узнали о его приближении, восторгу не было конца. Буквально каждый из горожан готовился встречать долгожданного гостя со всею мыслимой и немыслимой торжественностью, какая сопровождала когда-то лишь триумфальное возвращение в город полководца-победителя. Римское рыцарство в полном составе вышло ему навстречу, толпы народа с почетом сопровождали его колесницу. Были возведены триумфальные арки, мостовые улиц и стены домов украшены самым драгоценными, расшитыми золотом и серебром гобеленами и тканями, повсюду засыпанными благоухающими цветами. И когда он появился, воздух разом огласили сотни труб и звуки других самых различных музыкальных инструментов. Всюду, где он проходил, были расстелены великолепные ковры и оливковые ветви, а народ кричал непрестанно: «Да здравствует освободитель! Да здравствует освободитель!» Риенци с триумфом был препровожден на Капитолий, с высоты которого произнес речь, в которой сравнивал себя с Навуходоносором, принужденным исчезнуть, чтобы через семь лет вернуться. Он не упустил случая пообещать римлянам, что его восстановление будет до крайности им полезно и выгодно, и народ легко поверил ему.