Великие заговоры - [102]

Так как новый сенатор собирался укреплять свою власть посредством полного уничтожения грандов и аристократии, он позаботился о том, чтобы привлечь знатных синьоров в Рим и здесь их перебить. С этой целью Риенци повелел им прибыть в Город и принести ему присягу на верность. В первую очередь он хотел уничтожить семью Колонны, самую сильную из всех, с падением которой неминуемым было бы и падение остальных нобилей, но глава этой семьи и не думал выполнять приказ человека, не без основания считавшегося злейшим врагом всех римских аристократов. Напротив, Колонна укрепляли свои замки.

Напрасно Риенци устраивал им ловушки в городе, они приняли решение укрыться в своем родовом замке Палестрина, который вскоре осадили воины Риенци. Осада велась долго и упорно, но не давала решающего результата, в конце концов Риенци так и не смог овладеть крепостью, очень важной в стратегическом отношении, и отступил в Рим, не осуществив задуманной им мести.

Конечно, эта экспедиция не принесла ему громкой славы, и можно сказать, скорее способствовала быстрой потере им былого престижа среди римлян. К сожалению, ожидания всей Европы были обмануты. Второе его управление городом было еще хуже первого. Казалось, что превратности судьбы не только не исправили его недостатков, но, наоборот, окончательно усугубили их. Амбиции, жестокость, жадность, — одним словом, все самые губительные страсти и пороки проявились с еще большей силой. Едва он вернул себе власть, как сразу позабыл обо всех былых несчастьях, думая лишь о том, как полнее насладиться жизнью. Никогда еще прежде не впадал он в такое обжорство и невоздержанность в плотских утехах и удовольствиях, и вскоре необыкновенно, безобразно растолстел и обрюзг. Самый вид тела его производил отталкивающее впечатление. Красное вздувшееся лицо с трясущимися при ходьбе щеками, глаза, меняющие свой естественный цвет, то бессмысленно затуманенные, то, напротив, воспаленные и налитые кровью, длинная всклокоченная борода, — все это представляло римлянам вид дикий, варварский, внушавший отвращение и ужас.

Но постоянные излишества в равной степени крайне отрицательно влияли на ум и душу этого человека: ни на чем более не мог он сосредоточиться, почти ежеминутно меняя направление беседы. Таким стал знаменитый трибун, гордившийся тем, что именно в его голове созрел план облагодетельствовать и осчастливить римский народ. Но, кроме того, Риенци имел существенные обязательства перед рыцарем Монреалем, ссудившим его деньгами для сбора войска. Пока сенатор Кола занимался осадой Палестрины, Монреаль прибыл в Рим, требуя уплаты 5 тыс. флоринов[174]. Кавалер вел себя надменно и чередовал жалобы с угрозами в адрес Риенци, а последний, обо всем уже извещенный и страшащийся, не случится ли чего в его отсутствие, быстро вернулся в Рим и велел схватить Монреаля и двух его братьев, заковать в цепи и отправить в тюрьму. Узники предлагали огромный выкуп в обмен на свободу, но хотя Риенци и нуждался в средствах, он предпочел месть алчности. Ночью того самого дня, когда Монреаль был арестован, его подняли с постели и повели на пытку. Поскольку предавать ей людей такого звания и ранга еще не вошло тогда в привычку, кавалер, увидев приготовленные инструменты, не мог сдержать возмущения и воскликнул: «Негодяи, и у вас хватит наглости таким вот образом обращаться с человеком моего звания?» Никто и не думал его слушать. Монреаля без разговоров привязали за руки к блокам под потолком, и пытка «на дыбе» началась.

Когда тело его отрывалось от земли, а вывернутые руки с хрустом едва не вырывались из суставов, он кричал своим палачам: «О! Проклятые, вижу, что я уж больше не генерал непобедимой армии, который заставил трепетать всю Италию. Вот до чего довел меня этот Риенци!..»

Да, конечно, Монреаль заслуживал смерти за свои злодеяния, однако погубило его вовсе не справедливое возмездие, а собственное желание вернуть награбленное и данное в долг да глупые угрозы в адрес тирана. Ясно отдавая себе отчет в том, что ему не спастись, он вовсе не уповал на милость трибуна и хотел лишь отойти в мир иной как раскаявшийся в своих проступках и преступлениях христианин. Обратившись к братьям, он сказал: «Утешьтесь, я умираю удовлетворенный хотя бы тем, что покину этот мир один, — вы не последуете за мной, ибо, насколько я знаю людей, тиран ищет лишь моей жизни и ею вполне удовлетворится. Против вас он ничего не предпримет. Правила политики требуют, чтобы я пожертвовал собой, чтобы спасти вас, и, повторяю вам вновь, умираю спокойно, ибо пожил достаточно. Такая бурная жизнь, как моя, начала уже утомлять и меня самого. Единственно, о чем стоит сожалеть, так это о том, что судьба не подобрала для моей кончины более удачного места, ну да ладно, пусть хоть пытки и мучения мои будут в своем роде замечательны и достойны человека такой судьбы, как моя. Жалею лишь о том, что я принужден терпеть сейчас то, что сам некоторое время назад принуждал терпеть других, но и в этом я вижу признак великой, почти божественной справедливости, влияние Божьей десницы… Вы, Аримбаль, были тем, кто довел меня до такого плачевного конца, но вместо того чтобы вас упрекать и обвинять, я хочу вас утешить и ободрить. Мы с вами равны, ибо нам обоим не повезло, оба мы были обмануты и преданы. Так что перестаньте горевать и учитесь познавать людей. Ваша молодость, конечно, слишком неопытна и доверчива; что представляет собою мир, вы не знаете. Отныне всегда живите вместе, не разлучаясь и сообразуясь с обстоятельствами. Ваше счастье целиком зависит от этого. В отношении же чести, верности и порядочности людей советую вам всегда следовать моему примеру. Докажите же, что вы достойны быть братьями человека, перед которым склонялись Апулия, Марка, Тоскана. Судьба моя свершилась. Все, что должен, совершал я на глазах людей. И поскольку цели мои всегда были честны, смею надеяться, Бог встретит меня милосердием и всепрощением. Уверен, он все мне простит».