Великие заговоры - [104]
Но и после ухода войска Риенци продолжал уделять военным делам особое внимание, лично за всем следил, всюду поспевал. Казалось, в нем опять ожил былой гений прозорливости, всеви-дения, способность постигать тайные замыслы врагов, достойная самых великих государей, из глубины своих кабинетов командующих армиями, управляющих государствами и вносящих разлад и смятение в стан противника. Восхищение и уважение народа, которые он начал вновь завоевывать, росли по мере увеличения числа успехов, которые целиком и полностью приписывались неутомимой энергии сенатора и уже во вторую очередь опыту генерала. Тот и другой так хорошо справлялись с делами, что вскоре палестринская проблема и участь рода Колонна должна была решиться окончательно. Аннибалис до такой степени разорил окрестности вокруг крепости и теснил ее защитников, что те больше не осмеливались даже делать вылазок, которые им так удавались прежде, нанося тем самым сильный урон осаждавшим. Буквально каждый день генерал доносил о новых успехах и благоприятном продвижении дела вперед. Казалось, участь крепости предрешена, ничто не может ее спасти, и каждый новый день придавал все больше веса и значения власти и авторитету сенатора; а тот в довершение счастья получил папскую грамоту, утверждающую его в давно занимаемой должности почетного сенатора Рима и содержащую немало весьма своевременных и необходимых наставлений касательно милосердия и гуманности, которыми он впредь должен был руководствоваться. Риенци пропустил эти проповеди мимо ушей, — в речах палы, к нему обращенных, он услышал то, что хотел услышать. Однако стиль его жизни в некотором отношении изменился. Он не жил больше в такой роскоши и не вел себя так надменно, как делал это прежде, вызывая справедливое отвращение римлян. Всякая неумеренность в еде была изгнана с его стола и его пиров. Теперь он старался подавать пример сурового воздержания. Все деньги, попадавшие к нему в руки, он помещал в казну и экономно расходовал на нужды Республики. Но недоверчивость, подозрительность и жестокость остались в нем те же, и это делало его все более ненавистным согражданам, настолько же, насколько раньше он был им дорог. Вот качества, которые окончательно погубили его в глазах народа.
Был в Риме человек, уважаемый всеми, добродетели которого контрастировали с нравами его времени и напоминали о времени Римской Республики. Звали его Пандольфо де Пандольфуччи. Этот добродетельный гражданин, бывший некогда близким другом сенатора, стал объектом его ненависти. Риенци не побоялся принести его в жертву своим несправедливым и совершенно необоснованным подозрениям. Нельзя описать ужас, который охватил народ при слухе о подобной бесчеловечности. И если страх мешал негодованию открыто прорваться наружу, чувства римлян ясно читались на их лицах, мрачных и отрешенных. На улицах и площадях города царило гробовое молчание. Однако сенатор, угадав причину этого, стал лишь еще свирепей и подозрительней. Тогда, решив обезопасить себя, умертвив всех тех, кто подавал хоть малейший повод для подозрений, он велел каждый день приводить на Капитолий большое количество граждан, не совершивших иного преступления, кроме безосновательных подозрений, которые они имели несчастье заронить в сердце тирана, и счастлив был тот, кто отделывался лишь конфискацией и потерей всего своего имущества.
Однако, как это ни странно звучит, никакие насилия не могли успокоить, унять и развеять тревогу и страх, терзавшие сердце Риенци. Никогда еще он не испытывал такого волнения. Он то впадал в отчаяние и уныние, то гордо появлялся на улицах, словно насмехаясь над всеми и всяческими опасностями. Робкий и нерешительный от природы, философ по воле (или скорее капризу) судьбы, он переходил от одной крайности к другой и творил самые недостойные вещи, делавшие его постепенно столь же презренным в глазах народа, сколь и ненавистным. Дело доходило до странного: его видели то плачущим, то смеющимся на глазах людей безо всякой на то причины. Казалось, некогда великий герой сходит с ума или разыгрывает какую-то зловещую комедию. Одним словом, все поведение его было причудливым сочетанием экстравагантности и жестокости. Римляне мечтали лишь об одном — о счастье любым путем освободиться от этого ставшего совершенно непереносимым человека, от его невыносимого ига. В сердцах всех без исключения граждан зрели семена заговора, трагические последствия которого мы скоро увидим.
Ликкардо ди Аннибалис сделал все, чего можно было ожидать от опытного и честного генерала. Он принудил врага к капитуляции и уже готовился победителем вступить в стены Города, но Риенци то ли по какому-то капризу судьбы, то ли из-за недоверия, на которое в последнее время он стал очень падок, отозвал храброго генерала и на его место поставил нескольких гораздо менее способных, но, на его взгляд, гораздо более надежных военачальников. Колонна охотно воспользовались представившейся передышкой. Хорошо осведомленные через своих сторонников о положении дел в Риме, они решили не упускать случая и раз и навсегда покончить с тираном, их злейшим и непримиримым врагом. Через своих эмиссаров они подбивали своих друзей в Городе поднять восстание. Нужно было только начать, народ с радостью поддержал бы их, ему требовался только руководитель. Интрига была проведена в такой тайне и с таким блеском, что сенатор, повсюду имевший своих шпионов, узнал о том, что против него готовится, лишь тогда, когда восстание уже началось.
