Веди свой плуг над костями мертвых - [5]

И вдруг на подоконнике, на жестяном подносе, я увидела то, что мой мозг, защищаясь от увиденного, распознал только через несколько минут: это была ровно отрезанная голова косули. Рядом лежали четыре ножки. Полуоткрытые глаза все время чутко наблюдали за нашими действиями.

О да, это была одна из этих изголодавшихся Панночек, которые доверчиво позволяют увлечь себя зимой мёрзлыми яблоками, и которые, попав в ловушку, умирают в муках, задушенные проволокой.

Когда я медленно представила, что здесь произошло, воспроизводя минуту за минутой, меня охватил Ужас. Он поймал Косулю в капкан, убил, а тело разорвал, зажарил и съел. Одно Существо поедало другое, в тишине, Ночью, молча. Никто не протестовал, гром не раздался с небес. И все-таки Кара пала на демона, хотя смертью не управляла ничья десница.

Быстро, дрожащими руками, я собирала объедки, маленькие косточки, в одно место, в кучку, чтобы позже их похоронить. Нашла старый целлофановый пакет и туда их складывала, эти косточки, одну за другой, в этот полиэтиленовый саван. И голову тоже осторожно положила в пакет.

Мне настолько хотелось узнать дату рождения Большой Ступни, что я начала нервно искать его паспорт — на буфете, среди бумаг, листов календаря и газет, затем в ящиках; там в сельских домах держат документы. Там он и был — в потрепанной зеленой обложке, наверное, уже и недействительный. На фотографии Большой Ступне было лет двадцать, продолговатое, асимметричное лицо и прищуренные глаза. Он не был красив даже тогда. Огрызком карандаша я переписала дату и место рождения. Большая Ступня родился 21 декабря 1950 года. Здесь.

Должна добавить, в этом ящике было еще кое-что: пачка фотографий, совсем свежих, цветных. Я быстро пересмотрела их, и одна привлекла мое внимание.

Посмотрела вблизи и уже хотела ее отложить. Долго не могла понять, что я вижу. Вдруг воцарилась тишина, а я оказалась как раз в ее эпицентре. Смотрела. Мое тело напряглось, я была готова к борьбе. В голове вскипел шум, в ушах нарастал зловещий гул, гомон, будто из-за горизонта наступала многотысячная армия — голоса, звон железа, скрип колес, все вдали. Гнев приводит к тому, что ум становится четким и проницательным, можно больше увидеть. Он вытесняет другие эмоции и господствует над телом. Нет сомнения, что в Гневе рождается любая мудрость, так как Гнев способен преодолеть любые границы.

Дрожащими руками я запихнула фотографию в карман и сразу после этого почувствовала, как все трогается вперед, как заводятся мировые двигатели, и механизм начинает действовать — скрипнула дверь, вилка упала со стола на пол. Из моих глаз хлынули слезы.

Матога стоял на пороге.

— Не стоит он твоих слез.

Он крепко сжал губы и сосредоточенно набирал номер.

— Опять чешский оператор, — бросил Матога. — Придется подняться на горку. Пойдешь со мной?

Мы тихо закрыли за собой дверь и двинулись через заносы. На горке Матога начал крутиться во все стороны с обеими мобильниками в вытянутых руках, ища покрытие. Перед нами лежала вся Клодзкая долина, омытая серебряным, пепельным рассветом.

— Привет, сынок, — заговорил Матога в телефон. — Я тебя не разбудил, а?

Невнятный голос ответил что-то, чего я не поняла.

— Потому что наш сосед умер. Думаю, он подавился костью. Сегодня. Сегодня ночью.

Голос оттуда опять что-то сказал.

— Нет, сейчас позвоню. Не было покрытия. Мы его уже одели с пани Душейко, знаешь, моей соседкой, — Матога посмотрел на меня, — пока он не окоченел…

Опять голос, только на этот раз более раздраженный.

— Так или иначе, он уже лежит в костюме…

Тогда кто-то там, в трубке, начал говорить много и быстро, поэтому Матога отодвинул телефон от уха и посмотрел на него недовольно.

После мы позвонили в Полицию.

2. Тестостероновый аутизм

Пес верный, что от голода сдыхает,

Упадок этим Государства предвещает.

Я была благодарна, что он пригласил меня выпить горячего чая. Чувствовала себя совершенно разбитой, и от мысли, что придется возвращаться в свой пустой, холодный дом, мне стало грустно.

Я поздоровалась с Сукой Большой Ступни, которая уже несколько часов, как жила у Матоги. Она узнала меня и, очевидно, обрадовалась. Виляла хвостом и, видимо, уже не помнила, что когда-то убежала из моего дома. Некоторые Собаки бывают простодушны, так же, как и люди, и эта Сука, наверное, принадлежала к таковым. Мы сели на кухне у деревянного стола, такого чистого, что хоть ложись на него лицом. Я так и сделала.

— Ты устала? — спросил Матога.

Все здесь было светлое и чистое, теплое и уютное. Какое это счастье в жизни, когда тебе попадается чистая и теплая кухня. Со мной такого никогда не бывало. Я не умела соблюдать порядок вокруг себя и смирилась. Никак мне с этим не справиться.

Прежде, чем я успела оглянуться вокруг, передо мной уже стоял стакан чая. В красивом металлическом подстаканнике с ушком, на подставке. В сахарнице был рафинад — эта картина напомнила о сладких временах моего детства и действительно улучшила настроение.

— Может, действительно не следовало трогать, — сказал Матога и открыл ящик стола, чтобы вытащить ложечки для размешивания сахара.

Сука крутилась под ногами, будто не хотела выпустить его из орбиты своего мелкого, худого тельца.