Правек — это место, которое лежит в центре вселенной.
Если быстрым шагом пройти Правек с севера на юг, это займет один час. И так же с востока на запад. А вот если бы кто-нибудь захотел обойти Правек кругом, не спеша, разглядывая все внимательно и вдумчиво, — то у него это заняло бы целый день. С утра до вечера.
На севере границей Правека является дорога из Ташува до Келец, оживленная и опасная, потому что будит волнение странствий. Границу эту опекает архангел Рафал.
На юге границу обозначает городок Ешкотли, с костелом, домом престарелых и низенькими каменными домиками вокруг грязной площади рынка. Этот городок опасен, поскольку рождает стремление обладать и быть обладаемым. Со стороны городка Правек стережет архангел Габриель.
С юга на север, от Ешкотлей до Келецкой дороги, ведет Большак, и Правек лежит по обе его стороны.
Западная граница Правека — это сырые заливные луга, кусочек леса и дворец. При дворце есть завод, где разводят коней, каждый из которых стоит столько же, сколько целый Правек. Кони принадлежат Помещику, а луга — Приходскому Ксендзу. Западная граница создает опасность впасть в гордыню. Эту границу охраняет архангел Михал.
На востоке границей Правека считается река Белянка, отделяющая его земли от земель Ташува. Потом Белянка сворачивает к мельнице, а граница дальше бежит сама, лугами, меж зарослей ольшаника. Опасность этой стороны — глупость, возникающая из желания мудрствовать. Здесь границу стережет архангел Уриель.
В центре Правека Бог насыпал холм, к которому каждое лето слетаются тучи майских жуков. Поэтому люди прозвали эту возвышенность Жучиной Горкой. Ибо дело Бога — творить, ну а дело людей — называть.
С северо-запада на юг течет река Черная, которая соединяется с Белянкой под мельницей. Черная глубока и темна. Она несет свои воды через лес, и лес отражает в ней свое заросшее лицо. По Черной плывут парусники сухих листьев, а в ее пучине борются за жизнь неосторожные насекомые. Черная теребит деревья за корни, подмывает лес. Временами на ее темной поверхности возникают водовороты, ведь река может быть гневной и неукротимой. Каждый год поздней весной она разливается на луга Ксендза и загорает там на солнышке. Дает возможность лягушкам размножаться тысячами. Ксендз воюет с ней все лето, и каждый год под конец июля она милостиво позволяет вернуть себя в свое русло.
Белянка — мелкая и шустрая. Она широко разливается по песку, и ей нечего прятать. Она прозрачна и своим чистым песчаным дном отражает солнце. Похожая на большую блестящую ящерицу, она мелькает между тополями и делает озорные изгибы. Трудно предугадать ее проказы. В какой-нибудь год она может сделать остров из ольховых зарослей, а потом на десятилетия отодвинется далеко от деревьев. Белянка плывет через перелески, луга и пастбища. Она блестит песочно и золотисто.
У мельницы реки соединяются. Сначала они текут рядом, нерешительно, смущенные вожделенной близостью, а потом впадают друг в друга и друг в друге теряются. Река, которая вытекает из этого тигеля около мельницы, — это уже не Белянка и не Черная. Она могуча и без труда толкает мельничное колесо, которое мелет зерно для хлеба.
Правек лежит по берегам обеих этих рек и той третьей, что возникает от их обоюдного вожделения. Река, появившаяся в результате соединения у мельницы Черной и Белянки, называется Рекой и течет дальше спокойная и сбывшаяся.
Летом четырнадцатого года за Михалом приехали два конных царских офицера в светлых мундирах. Михал видел, как они приближаются со стороны Ешкотлей. Знойный воздух доносил их смех. Михал стоял на пороге дома в своем кафтане, белом от муки, и ждал, хотя ему было ясно, что им надо.
— Вы кто? — спросили они по-русски.
— Меня зовут Михаил Юзефович Небеский, — ответил Михал, в точности так, как следовало отвечать.
— Что ж, у нас для вас сюрприз.
Он взял документ и отнес его жене. Она целый день плакала и готовила Михала на войну. От плача она была такой слабой и тяжелой, что не смогла переступить порога дома, чтобы проводить мужа взглядом до моста.
Когда опали цветы картофеля и на их месте завязались маленькие зеленые плоды, Геновефа убедилась, что беременна. Отсчитывала на пальцах месяцы и досчиталась до первых сенокосов в конце мая. Должно быть, это произошло именно тогда. Теперь она убивалась, что не успела сказать Михалу. Может, растущий день ото дня живот был каким-то знаком, что Михал вернется, что он должен вернуться. Геновефа сама управляла мельницей, точно так, как это делал Михал. Следила за работниками и выписывала квитанции крестьянам, привозящим зерно. Прислушивалась к шуму воды, вращающей жернова, и к грохоту машин. Мука оседала на ее волосах и ресницах, так что когда она стояла вечером около зеркала, то видела в нем старую женщину. Старая женщина потом раздевалась перед зеркалом и исследовала живот. Ложилась в постель и, несмотря на подушки и шерстяные носки, не могла согреться. А поскольку в сон, как и в воду, входят всегда медленно, она долго не могла уснуть. Таким образом, у нее было много времени для молитвы. Начинала с «Отче наш», потом — молитва Деве Марии, а на самый конец Геновефа оставляла свою любимую, молитву на сон грядущий к ангелу-хранителю. Она просила его об опеке над Михалом, потому что на войне, наверное, нужен и не один ангел-хранитель. Потом чтение молитв переходило в образы войны, которые были просты и убоги, потому что Геновефа не знала иного мира, кроме Правека, и иных войн, кроме субботних потасовок на рынке, когда пьяные мужики выходили от Шлома. Они хватали друг друга за полы кафтанов, валились на землю и катались в черной жиже, перепачканные, грязные, жалкие. И Геновефа представляла себе войну, как такой же бой, прямо посреди грязи, луж и мусора, бой, в котором все решается сразу, одним махом. Поэтому она удивлялась, что война тянется так долго.
