«Здорово, ребята!» — крикнул он.
«Здравия желаем, ваше благородие!» — рявкнул взвод, как один человек.
Подошел Евсеенко, чтобы завязать ему глаза. Он остановил фельдфебеля взглядом. Тот отошел. Он прижал к груди маленький портрет, закрыл глаза. Прекрасная, вдохновенная улыбка заиграла у него на губах. Я тоже закрыл глаза… Прижался грудью к стене. Жду, жду, жду. Наконец — бах!..
Землемер Кнопф снял фуражку и что‑то шептал сухими губами. Гунькевич ковырял палкой в золе костра, точно хотел зарыть в ней обильные пьяные слезы, капавшие у него из глаз.
Воцарилось молчание. Эхо отдавалось в лесистых горах… Вдруг гминный писарь обратился к генералу с вопросом:
— Позвольте спросить, ваше превосходительство, а где же, к примеру, сейчас этот маленький сыночек, этот Петрусь, которому в ту пору было шесть лет?
— А тебе зачем знать, где он? — грубо и жестко оборвал его генерал.
— Любопытно было бы узнать, исполнены ли последняя воля и завещание того повстанца.
— Не твое это дело, и не смей лезть ко мне с такими вопросами, слышишь!
— Я и так сразу догадался, — ответил писарь, с дерзкой насмешкой глядя своими плутовскими глазами прямо в глаза старому генералу, — я и так сразу догадался, что здорово, должно быть, посмеялся дьявол над твоей последней волей, капитан Рымвид.