Умолкнет навсегда - [5]

Мигель. Барышня пусть останется.

Тасит. Барышня — это моя дочь Дульсинея. В данный момент, обнаженный торс мужчины не может служить объектом ее воспитания. Я намерен сообщаться с вами наедине.

Санчо. Смотрите, не повредите ему чего…

Тасит. Это невозможно, мэтр Санчо. Вы так его отволтузили, что даже медицине не под силу ухудшить его состояние.

Марсела (Таситу). Уже сумерки. Звезда взошла.

Тасит. Сначала займемся жизнью.

Марсела зажигает лампу и уходит.

Сцена 1.8

Мигель. Кто вы?

Тасит. Тасит де Ангелес. А вы?

Мигель. Мигель.

Тасит. Просто Мигель? Имя вполне христианское, но слишком короткое для дворянина.

Мигель. Де Сервантес.

Тасит. Очаровательная деревушка.

Мигель. Вы знаете Сервантес?

Тасит. Это рядом с Санабрией в горах Сьерра де Леоне. Я там бывал.

Мигель. Де Ангелес?

Тасит. Да, именно так я и сказал.

Мигель. Тоже христианское имя. Разве что чересчур уж христианское.

Тасит. Вы лежите в моей постели, молодой человек. Через минуту станете пищей для пиявок. Так что, держите язык за зубами, чтобы вам его случайно не оттяпали.

Мигель. Ради бога, не принимайте мою признательность за угрозу.

Тасит. У вас на плече рана в полтора пальца длиной и в четверть пальца шириной в ее середине.

Мигель. Рана небольшая.

Тасит. Чтобы войти, смерть не нуждается в двухстворчатых воротах. Рана имеет форму миндального ореха, края чистые и жирные. Если бы я не был склонен поверить вашему слуге, то сказал бы, что ранившая вас здоровенная ветка была выкована в Толедо и натерта топленым свиным салом.

Мигель. Топленым свиным салом?

Тасит. Вы что-то имеете против свиного сала?

Мигель. Это была ветка.

Тасит. Что касается меня, то я люблю чистые раны. Они быстрее заживают.

Мигель. Моя рана — чистая, потому что у меня кровь чистая. А с чистой кровью мне нечего бояться свиного сала.

Тасит. Чистая, говорите? Но жизнь вокруг нечистая, юный мой странник. Спросите об этом у брадобреев, у мясников, хирургов, людей плоти и крови, спросите у палача.

Дважды стучат в дверь.

Мигель(Таситу). Кто это?

Тасит. Ничего страшного. Сторож.

Мигель. В этом городе сторожа не перекликаются?

Тасит. Да это — мой друг, напоминает время.

Мигель. Время чего?

Тасит (рассматривая рану). Опасный порез. Дерево, на котором росла эта ветка, уж точно не желало вам добра.

Мигель. Раз уж вы не хотите оставить меня в покое, скажу: меня приняли за еврея. Вроде бы лошадь моя пахнет евреем.

Тасит. А на самом деле она таковым не является?

Мигель. Вам смешно? Они меня насадили на вертел, как молочного поросенка.

Тасит. Бедный малыш marranо. Нет ничего прискорбнее, чем быть принятым за еврея, когда ты полагаешь, что таковым не являешься. Впрочем, бывает и хуже: когда тебя принимают за еврея, в то время как твоя лошадь не является таковым.

Мигель. Эти твари не дали мне даже времени объясниться с ними.

Тасит. А что бы вы им сказали?

Мигель. Не знаю. Имя свое. Герб.

Тасит. Ну да, имя…

Мигель. Мой род берет начало почти с основания Кастильи.

Тасит. Моисей намного старше.

Мигель. Каждое воскресенье я прихожу к исповеди, и дважды — в предпоследний день масленицы.

Тасит. Слова…

Мигель. Я крещусь всякий раз, когда прохожу мимо распятия или мимо статуи Богоматери.

Тасит. Жесты…

Мигель. Я собираюсь обучаться у Отцов иезуитов в Севилье.

Тасит. Обличье. Известно ли вам, сколько в прошлом году было арестовано иудаистов, переодетых в ученых или священников? И даже в епископов! Крестное знамение, исповедь… Мой бедный друг, с таким же успехом вы могли бы вырезать у себя на лбу имя Божье на иврите.

Мигель. Но моя внешность…

Тасит. Ваша внешность, да. Поэтому они и накинулись на вас. На вид вы — как ветка. Но не шпага ли это на самом деле?

Во входную дверь стучат трижды.

Мигель. Снова ваш друг сторож?

Входит Дульсинея со свечой. Хочет зажечь подсвечник.

Тасит (Дульсинее). Оставь. Слишком поздно. Хватит и свечи.

Дульсинея ставит свечу и выходит.

Тасит. За последний месяц Инквизиция арестовала двести сорок английских моряков в гибралтарском порту. Официально — за то, что они пираты. Думаете, они действительно пираты?

Мигель. Некоторые из них — безусловно…

Тасит. Да что вы говорите! Двести сорок английских пиратов спокойно плавают в испанских водах?

Мигель. …

Тасит. Здесь, в каждом нашем городе, дон Мигель, непременно есть специальная еврейская улица. Здесь люди боятся произносить имена своих предков. Здесь, по требованию властей назвать имя отца, сыновья называют место, где они родились. Это здесь, дон Мигель. Но в провинции Леоне, безусловно, в Сервантесе — вне всякого сомнения — всё иначе.

Мигель. Что же плохого я сделал, чтобы заслужить эту рану?

Тасит. Очень плохо, господин Сервантес, было, например, ехать, как вы, ночью, одетыми в траур с ног до головы. Вы вместе с вашим гномом Санчо напоминали при этом посланцев из другого мира. Напавшие на вас благонадежные христиане лишь исполняли свой долг. Даже я, обнаружив вас при свете луны, сделал бы то же самое, ибо ваш силуэт — точь-в-точь черт из преисподней, не говоря уже об отвратительном запахе вашей лошади.

Мигель. И что это за область такая, где из первого попавшегося христианина делают еврея?

Тасит. Эта область называется Ламанча. Не дергайтесь, я ставлю вам пиявок.