Улица - [32]
Мервин качал головой, возражал:
— Все свои сюжеты он украл. Плагиатор — вот он кто.
Мама рассказывала Мервину о своем отце, раввине, о том, сколько книг он написал на идише.
— На его похоронах, — повествовала она, — шесть полицейских на мотоциклах следили, чтобы не было давки: столько пришло народу.
Не раз и не два, когда папа возвращался с работы, мама с Мервином все еще сидели на кухне, а ужинать ему было нечем или приходилось довольствоваться холодной пашиной. Мервин вспыхивал. Заикаясь, извинялся и убегал к себе в комнату. Кроме него, папу никто не боялся, и папе это бросилось в голову. При Мервине он говорил нарочито грубо, а то и сквернословил, за глаза звал его Мотл. Но если разобраться, так папа ставил в вину Мервину лишь то, что мама перестала печь картофельный кугл[119] (Мервину углеводы были вредны). Папа повадился по вечерам играть в карты у Танского, а когда Мервин задерживал квартплату, грозился принять меры.
— Его никак нельзя беспокоить, — говорила мама, — работа над романом в разгаре. Он пишет с утра до вечера. Как знать, а вдруг он гений?
— Таких гениев пруд пруди, иначе с какой бы стати ему жить у нас?
Я бегал Мервину за сигаретами и за таблетками от головной боли в аптеку за углом. Иногда, когда у него застопоривало, мы играли на пару в карты, и Мервин, если был в ударе, острил без передышки.
— Ставлю тебя в известность: моя цель — перезоилить Золя, что ты на это скажешь?
Как-то раз он дал мне прочесть свой рассказ «Чемпион полез на рожон» — он был напечатан в австралийском и южноамериканском журналах. Я сказал ему, что тоже хочу быть писателем.
— Малыш, — сказал он, — послушай совета старшего товарища. Доля словотворца — тяжелая доля. Легче рыть канавы.
Мервин много работал с самого дня своего приезда, но теперь, когда у него почти не осталось денег, он задался целью во что бы то ни стало закончить роман побыстрее и практически не выходил из дома. Даже прогуляться не выходил. Мама считала, что это плохо скажется на его пищеварении. И решила устроить ему свидание с Молли Розен. Молли — первая красотка нашей улицы — жила за три дома от нас, а мама заметила, что Мервин уже которую неделю, когда Молли подходит время вернуться с работы, становится у окна.
— Почему бы вам не выйти погулять, не развеяться? — сказала мама. — Вы еще так молоды. Роман может денек и подождать.
— Но с чего бы вдруг Молли со мной знакомиться?
— Она просто мечтает с вами познакомиться. Уже давно о вас расспрашивает.
Мервин ныл, что у него нет чистой рубашки, отговаривался головной болью, но мама сказала:
— Чего вы боитесь — она вас не съест.
Мервин тут же переменил тон. Молодецки вскинул голову.
— Скоро меня не ждите, — сказал он.
Вернулся он рано.
— Что случилось? — спросил я.
— Скучно стало.
— Это с Молли-то?
— Молли — одноклеточное. Знаешь ли, значение секса сильно преувеличивают. К тому же секс отнимает у художника энергию, необходимую для творчества.
Однако, когда мама вернулась домой с заседания Талмуд Торы и обнаружила, что Мервин рано вернулся домой, она восприняла это как личное оскорбление. К чаю была вытребована миссис Розен.
— Это же субботний вечер, — сказала миссис Розен, — она надевает свое самое нарядное платье, а этот скупердяй — что, я вас спрашиваю, он ей предлагает, что? Сидеть на горе. Если хотите знать, она отказала троим, и среди них сыну, притом единственному, «Готового платья», потому что вы так нахваливали этого Мервина.
— Тупиц вроде «Готового платья» полным-полно. А Мервин — человек творческий, художник.
— Повести в субботу вечером красивую девочку сидеть на горе! Да от тамошних скамеек недолго и геморроем заболеть.
— Фи, к чему вы говорите такие гадости?
— Она надела туфли на высоких каблуках, думала, они пойдут танцевать, ну а он, похоже, считает, что свидание — это сидеть на горе и смотреть на прохожих. Он, видите ли, любит сочинять про них разные истории. А я так понимаю, он лучше удавится, чем потратит доллар.
— Выходит, вашу дочь прежде всего интересуют деньги — вот как вы ее воспитали. Стыдитесь!
— Вот оно что. Не хотелось говорить, но раз вы так — он ей сказал, что люди современные проверяют свои отношения до брака. И стал к ней приставать прямо там, на скамейке. Он…
— Оставьте подробности при себе. Я вашу Молли знаю — ее долго упрашивать не надо.
— Да как вы смеете! Она согласилась с ним встретиться в благодарность за ваш рецепт орехового торта. Крохобор несчастный, предложил ей выйти за него замуж, а сам сидит без работы. Она засмеялась ему в лицо.
Мервин говорил, что не позволил себе с Молли ничего лишнего — для этого он слишком уважает женщин, папа же, узнав, что Мервин рано вернулся со свидания, перестал подтрунивать над ним, когда он стоял у окна, поджидая Молли. И даже когда братишка Молли возвращал Мервину его толстющие письма нераспечатанными, воздерживался от шуток. Как-то раз папа попытался утешить Мервина.
— Если прикрыть лицо полотенцем, — грубовато-свойским тоном сказал он, — одну от другой не отличить.
Мервин вспыхнул. Закашлялся. Папа отвернулся — ну чего с таким сопляком разговаривать.
— Имейте в виду, — неожиданно Мервин залихватски улыбнулся, — вы говорите с мальчиком, который повидал виды. Мы, писаки, те еще ходоки.
«Кто твой враг» Мордехая Рихлера, одного из самых известных канадских писателей, — это увлекательный роман с убийством, самоубийством и соперничеством двух мужчин, влюбленных в одну женщину. И в то же время это серьезное повествование о том, как западные интеллектуалы, приверженцы «левых» взглядов (существенную их часть составляли евреи), цепляются за свои идеалы даже после разоблачения сталинизма.
Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.
Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.
Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.
Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.