У нас в Крисанте - [84]

Емилиан в ужасе еще плотнее прижимается к стенке и наставляет на Гаврилу дуло револьвера.

— Отстань, а то я и тебя уложу на месте! Вы напали на меня, вы оба напали на меня, когда я спал! А я — я только защищался! Я ни в чем не виноват! Эта дура сама застрелилась!..

Гаврила, закрыв лицо руками, горестно плачет.

— Дети! Детки мои несчастные! — стонет он, не в силах вымолвить больше ни слова.

ДЕТИ

В хлеву было темно, тепло и сладковато пахло навозом и прелой соломой. Михэлука вошел, звеня подойниками, и коровы, повернув к нему влажные морды, ласково замычали. Мальчик пошарил за бревном, нашел спички и зажег фитиль маленькой коптилки. Дыхание коров поплыло над яслями, как белое облачко, и растворилось где-то наверху, у стропил. За загородкой всхрапнула лошадь и нетерпеливо стукнула копытом о деревянный желоб.

— Стой, стой, старик, сейчас приду! — окликнул ее Михэлука, явно подражая спокойному, мягкому голосу дяди Гаврилы.

Потом достал трехногую скамеечку, ловким движением поставил ее около рыжей Домники, старательно обмыл ее тугое вымя и осторожно подставил подойник.

Вжик! Вжик! — запенилось в подойнике белое, жирное молоко, и острый его аромат смешался с приторными запахами хлева… Все это Михэлука проделал так спокойно и уверенно, как будто ничего не случилось. А на самом деле все его существо было преисполнено страшной тревогой.

Вдруг во дворе раздались шаги. Мальчик вздрогнул и вскочил на ноги. «Наверное, идет дядя. Сейчас я его обо всем расспрошу», — подумал Михэлука. Дверь скрипнула, и вошел Бенони.

— Эй, Лука, послушай, Лука! — раздался таинственный шепот.

Михэлука молча отвернулся.

— Ты что, не слышишь?

— Слышу. Чего тебе надо? — неприветливо откликнулся брат.

— Мамка велела нам немедленно отправиться в школу, — захныкал Бенони.

— На дворе ночь, школа еще закрыта, что нам там делать? — удивился Михэлука и осторожно отодвинул полный до краев подойник.

— А мама сказала, чтобы мы сейчас же шли в школу, а коров она сама подоит.

— Что это с ней?

Но Бенони уже надоело объяснять:

— Да ну ее! Пошли, Лука. Наверное, боится, что помешаем инженеру выспаться.

— Какому инженеру?

— Да тому, что сегодня пришел к нам. Это новый инженер. Он будет у нас жить. Мама мне все рассказала! — таинственно разъяснил Бенони, и глаза его радостно заблестели. — Он возьмет нас с собой на завод, покажет, как работает новый станок. Орестел прямо лопнет от злости, мы этому хвастуну нос утрем! Теперь и у нас в доме живет инженер.

Михэлука повернулся на табуретке и хмуро уставился на Бенони:

— Ну и дурачок же ты! Больно нужен нам твой новый инженер. Отец Орестела и так обещал в воскресенье показать, как работает станок. А чем это мы мешаем ему спать?..

— Вдруг шуметь будем на кухне… Наш новый инженер очень устал. Знаешь, как он ноги отморозил в дороге!

Михэлука передвинул табуретку ко второй корове, и та, вытянув морду, дохнула ему в ухо теплым своим дыханием. Мальчик сердито отпихнул ее:

— А я не верю, что он инженер… Ты чего глаза вылупил? Никакой он не инженер. Я это знаю! Я это знаю от Томеки.

Бенони от удивления широко разинул рот и полез всей пятерней в белокурые патлы.

— А кто же он? Мамка сказала, что к нам пришел инженер.

Но Михэлука ничего не ответил, нахмурился и, казалось, был всецело занят дойкой.

Вжик! Вжик!.. Пенистое молоко быстро наполняло подойник. Бенони, присев на корточки, ждал ответа, но терпения его хватило ненадолго.

— А откуда ты все-таки знаешь, что он не инженер?

— Знаю! Никакой он не инженер! С каких это пор сын старого барина Емилиан заделался инженером? Разве ты не слышал, как тетка назвала его? Она назвала его господином Емилианом. А Емилиан Крисанта офицер, а не инженер. Ты ведь сам видел тот его портрет, где он в офицерском мундире!

— Значит, офицер? — все еще недоумевал Бенони. — Так зачем же он к нам пришел?

— Может, для того, чтобы меня забрать.

Бенони испугался.

— Тебя забрать? Это почему же? А я с кем останусь? Ты с ним не уходи, слышишь, Лука, не уходи! — умолял он брата.

— А что я, дурак? Очень мне нужно с ним уходить! Ни за что на свете я с ним не пойду! А если тетка захочет меня ему отдать, я убегу и никогда не вернусь.

— Как это можно тебя отдать? — возмутился Бенони. — А папка, думаешь, смолчит? А Томека? Если она тебя захочет отдать, мы убежим вместе. Я тоже с тобой убегу.

Обе головы — белокурая и черноволосая — прильнули друг к другу. Корова глухо замычала и, повернув голову, кротко смотрела на ребят. За перегородкой нетерпеливо заржали лошади — в этот час хозяин обычно поил их и приносил свежее сено.

— Послушай, но ведь Емилиан умер! — вспомнил вдруг Бенони. — Его убили на войне. Значит, это не он. Не мог же он воскреснуть!

Но Михэлука упрямо покачал головой и лихорадочно зашептал:

— Это он! Я знаю, что это он! Может, он тогда убежал с фашистами… Ведь Томека мне говорил, что Емилиан был в большой дружбе с фашистскими офицерами… Из-за фашистских офицеров он избил тогда плетью мою мамочку! — с ненавистью добавил мальчик.

— Так тебе сказал Томека? Ну, раз он дружил с фашистами, значит, и сам фашист! Но зачем тогда он пришел к нам?

— Может, он вернулся попросить прощения? — прошептал Михэлука.